Лишь тень любви в тумане ночи…
И мысли давяще черны.
Но верить разум мой не хочет,
Что мы навек разлучены…
Рубиан Гарц [1]
Я сидела на кровати совершенно опустошенная. Душа начала застывать, даже слез не было. Только что мой любимый был со мной, я ощущала его поцелуи, обнимала его, смотрела в его глаза, слушала страстный шепот: «Лада, я люблю тебя…» и – пустота! Пустота… Он исчез. Я чувствовала такое вселенское одиночество, что казалось, мир исчез вместе с любимым, а меня окружал странный вакуум, где нет ничего, только я и моя боль. Усилием воли я сдерживала себя, не давала отчаянию, схожему с безумием, затемнить мой разум.
«Мы снова будем вместе, – упорно твердила я про себя, – снова встретимся. Не может быть, чтобы ты исчез навсегда!»
– Грег, любимый! – тихо позвала я и прислушалась.
Я ждала чуда. Верила, что он ответит мне. Но в доме царила тишина. Я закрыла лицо руками и заплакала.
Я знала, что Грег в этот миг находится в далеком прошлом. После обратного превращения он должен был оказаться в 1923 году. Я с трудом представляла Москву того времени, хотя Грег не раз вводил меня в транс, чтобы я могла наблюдать события, произошедшие в прошлом. Вначале такие «путешествия» сбивали меня с толку, но постепенно я привыкла. К тому же слова часто искажают смысл, на них накладываются эмоции рассказчика. А когда я сама присутствовала при происходящем, то могла вынести собственное впечатление.
– Если бы я сейчас очутилась в том времени! – прошептала я. – И увидела своими глазами, что происходит с любимым!
Я верила, он стал человеком. Грег больше не вампир! По крайней мере, так должно было случиться. Мы выполнили условия вампирского поверья: соединились физически, Грег сдержался и не укусил меня. И раз он исчез после нашей близости, значит, очутился в прошлом. В том самом моменте, когда он свернул веревку в петлю со скользящим узлом… Я вздрогнула, ясно представив, что он сейчас чувствует. Воспоминания сохранялась при обратном превращении, это мы знали точно.
Я натянула на себя покрывало, сдвинулась к изголовью кровати и стала глядеть в туманное окно – за ним смутно просматривались очертания зимнего леса. Я находилась в особняке, принадлежащем семье Грега. Перед тем, как пройти превращение, мой любимый о многом позаботился. В частности переоформил свое имущество на мое имя, в том числе и этот особняк. Не скажу, что меня это радовало. Вампиры имели доступ во все дома, куда получили личное приглашение хозяев. Поэтому я чувствовала себя в безопасности лишь в трех местах: в нашей с Грегом квартире в Замоскворечье, куда ни одного вампира мы ни разу не приглашали; в съемной квартире возле метро «Коломенская», в которой я жила какое-то время; в моем родном доме возле метро «Пролетарская». Но при воспоминании о родителях мое настроение окончательно померкло. Последнее время отношения между нами были крайне натянутыми, и я у них почти не появлялась.
– Куда же мне теперь? – с тоской произнесла я, не сводя глаз с окна.
На улице начиналась метель. По правде говоря, я была так измучена всем произошедшим, что совершенно не хотела выбираться из-под покрывала, собираться и куда-то ехать. Но и оставаться в этом особняке мне казалось верхом безрассудства: сюда мог заявиться любой член клана Грега. Их было всего трое, но я не доверяла ни одному из них. Атанас, самый старший из рода, его возраст насчитывала чуть больше десяти веков, всячески препятствовал тому, чтобы Грег прошел обратное превращение. И его можно было понять. Он считал, что самое правильное – превратить меня в вампира, и даже сделал несколько попыток. Я всегда боялась Атанаса и постоянно была настороже, если он оказывался рядом. Второй из клана, Порфирий, казался мне одно время не таким опасным как Атанас. Его добродушный вид, полноватое холеное лицо с большими светло-голубыми глазами, вызывали доверие. К тому же Порфирий пару раз помог нам с Грегом, поэтому я к нему тепло относилась, пока однажды не увидела его склонившимся над жертвой. Его хищное лицо с открытым ртом и торчащими длинными клыками, еще долго стояло перед моими глазами, вызывая дрожь ужаса и отвращения.
Я отвела взгляд от окна, и начала смотреть на картину, висевшую над кроватью. Она изображала меня и моего любимого. Вампиры не отображаются ни на фото, ни на видео, поэтому портреты Грега не имели для меня цены. Их было несколько, все нарисовала Рената, третий член клана. Они с Грегом очень привязаны друг к другу, словно настоящие брат и сестра. Рената стала вампиром в XVIII веке, когда ей было двадцать лет. Она обладала удивительным даром – могла по своему желанию входить внутрь своих картин и оставаться там, сколько захочет. Помню, как Грег сокрушался, что никак не может освоить это умение. Но, видимо, лишь создатель картин мог оказываться внутри сотворенного им мира.
Мы с Грегом служили для нее своего рода источником вдохновения. Если можно так сказать про вампиров, ведь они существа без души и вдохновение должно быть для них чуждо. Однако Рената являлась исключением из правил. Ее полотна поражали внутренней наполненностью. На этом полотне, висящем над кроватью, мы стояли в профиль, спиной друг к другу. По цвету полотно делилось на две половины, словно день и ночь. Я находилась на светлой стороне, а Грег – на темной. На моей поднятой ладони сидела ярко-лазоревая бабочка. Глядя на картину я мечтала, чтобы бабочка перелетела к Грегу. Мне этого безумно хотелось! И вдруг я заметила, что бабочка на картине больше не на моей ладони, она перенеслась к Грегу! И тьма, окружавшая его, словно от порхания ее ярких крылышек постепенно начала уходить. Внутри картины все оказалось полностью залитым солнечным светом. Мы по-прежнему стояли спинами друг к другу, но лицо Грега уже не было мертвенно-бледным: цвет кожи стал теплее, румянец заливал щеки, черные волосы блестели на солнце. Мне даже показалось, что прядки шевелятся от легкого летнего ветерка.
– Любимый! – прошептала я и потянулась к картине.
Я погладила его лицо, слегка коснулась поцелуем уголка розовых губ, но Грег не ожил и не спрыгнул ко мне из картины, как втайне я надеялась. Он по-прежнему оставался нарисованным и смотрел куда-то вдаль.
– Как странно! – сказала я, отодвигаясь от картины. – Бабочка исчезла с полотна. Если бабочка, как я всегда думала, это душа Грега. Значит, свершилось главное, Грег уже не бездушный вампир, а обычный живой парень. И это счастье! Хватит плакать!
И я действительно ощутила счастье. Это длилось лишь мгновение, но как остро я его почувствовала! Словно на миг я вошла в душу исчезнувшего Грега и поняла, что происходит внутри него.
