Ты сорвешься в холодную полночи тьму,
Или яркий слепящий полуденный свет.
Ты покинешь свой дом, словно узник тюрьму,
И в сплетенье дорог затеряется след.
Будешь стаптывать душу, сбивать сапоги,
И коней, и друзей не жалея менять.
Будешь клятвы давать, забывать про долги,
И чего-то по свету безумно искать.
Станет пристальней взгляд, станет крепче рука.
Беспечален, отважен, свободен и лих,
Ты не будешь ни богу, ни черту слуга,
Потому что навек разуверишься в них.
В теплом доме, в степи, в церкви и в кабаке
Прав лишь ты и твой верный булатный клинок.
Но увидишь сквозь тьму огонек вдалеке —
На окошке своем кто-то свечку зажег.
Кто-то ждет. Не тебя. Почему в горле ком
И к глазам подступает шальная вода?
Вспомнишь милый, родной, но покинутый дом
И поймешь, что уже не вернешься туда.
Дождь. В Кардисе идет дождь. С утра небо обиженно супилось, но пыталось сдержаться. Когда мы выдвигались, начало накрапывать. Мокрида демонстративно раскрыла жуткий розовый зонтик с цветочками, и я спросил, за что она так жестоко мстит небесам. А сейчас идет хороший полноценный дождь. Упругие струи бьют по груди, плечам, сомкнутым векам.
– Солевейг! Вставай немедленно! Если отгребешь воспаление легких, сдам в больничку, сама лечить не буду!
Придется подниматься. Мокрида как говорит, так и делает. Нашариваю в густой траве отброшенный меч. Подтягиваю к себе, втыкаю в землю. Переворачиваюсь. Опираясь на клинок, поднимаюсь сначала на колени, потом на ноги.
Мокрида стоит рядом, укрываясь от дождя все тем же чудовищным зонтом. В свободной руке держит сахарного петушка на палочке. Любит она их. Причем не сосет, как все приличные люди, и даже не лижет, а грызет. Смотреть страшно. При этом зубы у целительницы на зависть здоровые и красивые.
– Трэк живой?
– Что ему сделается? Пошел прибавку к гонорару выбивать, за особый риск. В контракте это есть. А вы красиво летели, лягухами.
Еще бы не летели, если сразу за вскрытой дверью нас поджидал умело скрученный воздушный заряд. Шли бы впереди стражники со всеми своими кирасами, шлемами и щитами, их бы раскидало да еще и посекло заклятыми на связь с железом острыми дисками. Где голова, где ноги. А так первыми сунулись мы безо всяких доспехов и практически без оружия. Разрядили ловушку, получив только мощный воздушный пинок. Но скаегета о наковальню не пришибешь, а я… Мы всегда знаем, что прописано в контракте. И вправе отказаться.
Оглядываюсь. Городская стража споро и без нежностей закидывает в фургон нашу «добычу» – беспатентных алхимиков. Те вопят, бурно возмущаются. Можно было б и пожалеть бедолаг, но те, кто ставит на входе воздушную мину с хорошим зарядом намагниченной картечи, явно не пряники выпекает.
Мокрида прижала подбородком ручку зонтика к плечу и вытащила из кармана еще один леденец. Обычный, в шуршащей прозрачной обертке. Протянула мне.
– Спасибо.
– Руки, ноги на месте? – лениво поинтересовалась целительница, хотя явно уже сама всё поняла. – Тогда пойдем к Трэкулу. Надоело ждать, что-то сегодня он долго копается.
Трэк и глава гильдии алхимиков стоят друг напротив друга и яростно спорят. Внешне они похожи: оба приземистые, с виду в ширину столько же, сколько в высоту. Только скаегет коренастый, а гильдеец толстый.
– Этот пункт в договоре явно лишний! Размер гонорара завышен! Не велик труд для оборотня идти по следу!
Абсолютно не велик. Всего-то нюхать всякую дрянь, на ходу менять обличия по ситуации, ломиться в дверь, за которой неизвестно кто и что находится. Всё потому, как городская стража твердо заявила, что разыскивать беспатентных в ее обязанности не входит. Вот если они в результате своей противозаконной деятельности взорвут что-нибудь в городе, тогда да, доблестные вояки, находящиеся на государственной службе, придут и преступников повяжут. За шум и недостойное поведение в общественном месте, например. А до тех пор пусть господа гильдейские сами с конкурентами разбираются. Нанимают кого-то, кто будет собирать доказательства свершенных злодеяний, отыскивать логово, проникать внутрь, взяв возможную ловушку на себя и тем самым разрядив ее. С риском для жизни, конечно. Вы же наемники. Никому не нужные люди.
Подхожу, встаю так, чтобы алхимик меня видел.
– Да, – улыбаюсь как можно дружелюбнее и шире, чтобы видны были клыки. – Оборотни способны на многое. Жаль, людям, обычным людям, никогда не понять, какое это наслаждение – гнать жертву. Особенно в полнолуние, – когти с руки, которой вежливо изымаю у гильдейца бумагу с текстом договора, я тоже убирать не стал.
Брехня всё это, никого мы никуда не гоним. Мне вообще труднее прожить без фруктов и шоколада, чем без мяса. И фазы луны на нас никак особо не действуют. Круглый светящийся блин, таращящийся в окно, просто мешает спать. Но устоявшееся мнение не перешибешь. Видя, как перекосило алхимика, я принюхиваюсь, улыбаюсь еще шире, мечтательно, и возвращаю ему документ.
– Не вижу здесь ошибок.
Теперь работодателя дожмут Трэк и Мокрида. Скаегеты знают счет деньгам, а наша целительница по первому образованию юрист.
Отхожу в сторону. Стоя с мечом в опущенной руке, я запрокидываю лицо под дождь.
Мы наемники. Никому не нужные люди. Прежде из нашей троицы человеками с полным правом могли именоваться только Мокрида и Трэкул, но лет пятьдесят назад король Адельстан, которому надоело разбираться, кто из его поданных гном, кто эльф, кто полукровка, и куда отнести обращенных, вроде оборотней, издал указ: всем, кто соблюдает законы государства Сиргарен, отныне считаться и именоваться людьми. Народ, особенно малые расы, восприняли это спокойно, только эльфы возмутились такой уравниловкой, чуть не подняли мятеж и потребовали независимости. На что коронованный самодур, сладко улыбаясь, ответил: «А и пусть катятся! Кому они нужны со своими патиссонами». Оказался прав. Фрукты-овощи у эльфов вкусные, но чтобы сколотить самостоятельное жизнеспособное государство, этого оказалось мало. В результате чуть не половина населения Тенистых рощ начала под разными предлогами постоянно отираться в метрополии. Король выждал годик, а потом по его специальному указу всех свободолюбивых и гордых в двадцать четыре часа переловили и выставили восвояси. И границу закрыли.
Эльфы взвыли и запросились обратно. Адельстан милостиво согласился принять Тенистые рощи в королевство на правах вольного баронства, но с принесением вассальной клятвы. Сидят теперь эльфы у себя дома, дуются. Только патиссонами торговать всё равно приезжают. К себе никого не пускают, да никто и не рвется.
