1. Глава 1
Пролог
– Я замужем, Богдан. И то, что случилось вчера, не должно больше повториться. Никогда.
На лицо парня ложится грозная тень, а пухлые губы превращаются в тонкую нить:
– Почему не должно? Тебе ведь тоже было хорошо со мной.
Вот же упертый мальчишка!
– Ты вообще слышал, что я сказала?! – развожу руками. – Я за-му-жем!
– Я знаю, что ты замужем. Еще вчера понял, у тебя ведь кольцо на пальце, – мрачно изрекает он. – Однако это не помешало тебе переспать со мной.
К щекам мгновенно приливает стыдливый жар, а дыхание сбивается так, будто меня резко ударили под дых. Невыносимый, несносный провокатор! Вот, кто он!
– Прекрати! – смутившись, обрываю я. – Это не шутки. Если о нас кто-то узнает, это разрушит мой брак, мою карьеру и вообще всю мою жизнь!
Несколько секунд Богдан пристально смотрит мне в глаза, и под его прямым, полным немого осуждения взглядом я чувствую себя ничтожной букашкой. Лживой и лицемерной.
– Расслабься, никто не узнает, – наконец произносит он. – Пока ты сама этого не захочешь.
Глава 1
Карина
– Карина Владимировна, судя по многочисленным отзывам в Интернете, многие посчитали ваш роман «Вечное» антироссийским и формирующим ложные ценности. Как вы к этому относитесь? – очередной журналист-хайпожор поднимается с места, озвучивая раздражающий своей банальностью вопрос.
– Меня мало интересует мнение овощеподобной массы, – холодно отзываюсь я, стараясь не реагировать на очевидную провокацию. – Следующий вопрос?
– Разве можно называть людей «овощами» только потому, что их убеждения не совпадают с вашими? – журналюга и не думает сдаваться.
– Несовпадение взглядов здесь ни при чем, – злобно усмехаюсь я. – Просто у некоторых индивидов напрочь отсутствует критическое мышление, и они проглатывают все, что заливают им в уши средства массовой информации. А когда человек не думает своей головой, он мало чем отличается от овоща.
– То есть вы не согласны, что ваш роман подрывает основы патриотизма? – допытывается он, довольный тем, что я заговорила.
– Если «Вечное» и подрывает какие-то основы, то только основы тоталиторизма, который процветает в нашей стране, прикрывая свое уродливое лицо этим самым патриотизмом, – чувствуя, что завожусь, отвечаю я. – Антироссийская пропаганда и космополитизм – это не одно и то же.
Коротко кивнув, журналист садится, и к атаке переходит следующая акула пера с ярко-вишневыми губами.
– Главная героиня в романе заканчивает жизнь самоубийством, застрелив сначала своего сына, а затем и себя, – жеманно растягивая слова, говорит она. – Является ли это некой отсылкой в смерти вашего собственного ребенка?
– Нет. Это художественный вымысел, а не автобиография, – с трудом выдавливаю я, чувствуя, как предательски садится голос. – Давайте закончим на этом.
Бросаю короткий взгляд на своего менеджера, полыхающего всеми оттенками красного, и резко поднимаюсь на ноги, со скрипом отодвигая стул позади себя.
Пресс-конференция не задалась с самого начала. Это глупо отрицать. Как бы я ни пыталась вывести ее в более интеллектуальное русло, газетным писакам интересны лишь две вещи: обсуждение политических дрязг и копание в грязном белье. Собственно, этим они и занимались весь прошлый час. Как же надоел этот дешевый цирк!
«Карина Владимировна, а рассуждали бы вы так смело, если б не имели второго гражданства?» «Почему вы не пошли на митинг в поддержку Панькова, хоть и позиционировали себя его сторонницей?» – бестактные вопросы, словно дротики с отравленными наконечниками, впиваются мне в спину.
Суки. Бесчувственные суки. Ничего святого для них нет. Мать родную продадут ради рейтинговой статьи!
С силой сжимаю кулаки, и ногти больно впиваются в кожу ладоней. Но это даже хорошо, что больно. Боль отрезвляет. По существу, она является единственной субстанцией в этом пропитанном лицемерием мире, способной вправить человеку мозги. А мне сейчас это крайне необходимо. Я и так наговорила слишком много лишнего.
Пулей вылетаю в фойе и, громко цокая каблуками по мраморному полу, устремляюсь к лифтам. Пара десятков метров, несколько этажей – и я наконец окажусь в долгожданном безмолвии пустого номера. Как и все творческие люди, я махровый интроверт, и стремление к одиночеству для меня – норма. Но сегодня я прямо-таки превосхожу саму себя: мое желание избавиться от посторонних превращается в настоящее наваждение.
Господи, побыстрее бы!
– Карина Владимировна, подождите, – позади раздается запыхавшийся голос Алины, моей ассистентки. – Куда ж вы так убежали? У нас ведь обязательства…
– Давай завтра, – притормаживая, вздыхаю я. – Все завтра, Алин. Я урегулирую, позвоню кому нужно, извинюсь.
Устало потирая виски, вскидываю взгляд на молодое румяное лицо девушки, в котором читаются отблески сочувствия. Возможно, даже искреннего. Алина – одна из немногих, кто, работая в медийной сфере, умудрился сохранить в себе человеческое начало.
– Как вы? – тихо и очень мягко спрашивает она, и я понимаю, что речь идет не о провальной пресс-конференции, а о моем внутреннем состоянии.
– Не очень, – честно признаюсь я. – Но завтра, надеюсь, будет лучше. Просто мне нужно немного побыть одной.
– Хорошо, – понимающе кивает она. – Я сделаю объявление, что вам внезапно стало плохо и именно поэтому вы так спешно покинули зал. К проблемам со здоровьем общественность относится более лояльно, чем к личным.
– Спасибо, Алин, – выдавливаю из себя благодарную улыбку. – Я пойду.
Попрощавшись с ассистенткой, прохожу несколько метров и, остановившись у колонны, задумчиво приваливаюсь к ней плечом. Несмотря на явное нежелание с кем-либо разговаривать, я все равно чувствую потребность в поддержке. В небольшом участии и душевном тепле, которые могут подарить только близкие.
Проблема в том, что по-настоящему близких людей у меня нет. Ну, то есть формально ими, наверное, являются мама и муж, но в последнее время пропасть между нами можно мерить аршинами – так сильно и беспросветно углубилось недопонимание.
И если в нашем с Олегом браке осталось хоть немного теплоты, которую мы отчаянно пытаемся сохранить, то отношения с матерью можно охарактеризовать одним единственным словом – плохо. Настолько плохо, что, даже находясь под дулом пистолета, я бы не позвонила ей, чтобы излить душу. Слишком много иголок в прошлом она в меня воткнула.
Немного подумав, я все же принимаю решение набрать мужа. Как-никак он сам просил отзвониться после конференции и рассказать о том, как все прошло.
Несколько секунд слушаю протяжные гудки, а затем из динамика доносится голос Олега. Приятный, но слегка высоковатый для мужского. Помню, из-за голоса в день нашего знакомства я даже подумала, что он гей. А потом, через пару недель в спальне убедилась в обратном.
