Как объяснить, что такое любовь? Не кому-то там, даже самой себе ее объяснить невозможно. Люблю, и все!
Люблю – значит, постоянно думаю о нем. Где бы ни была: на уроке, на улице, в транспорте, в магазине, с друзьями, в кино, дома с родителями…
Мне говорят: спустись с небес на землю. А зачем спускаться? На небесах очень хорошо, гораздо лучше, чем здесь, на земле.
Мои личные небеса, это моя любовь, мои воспоминания, мои надежды, мечты, моя радость и страсть, даже мой страх и моя боль, хотя, казалось бы, какая же боль в любви? Но любовь настолько большая, всеобъемлющая, она вмещает в себя все, даже предчувствие разлуки, даже боль от одной мысли о невозможности любить. Как это все странно…
Что такое любовь? И как трудно любить, если я даже не понимаю, как это? Есть я, а есть человек, которого я люблю. Значит ли это, что я готова отдать этому человеку все, даже саму себя? Пойду ли с ним на край света, соглашусь ли на рай в шалаше? А если от меня потребуется пожертвовать собой? Смогу ли? Пожертвовать собой ради кого-то – значит, полностью отречься от себя или, наоборот, до конца оставаться собой, ясно осознавая смысл и необходимость жертвы.
А взамен? Вот вопрос, мучающий всех. Если я его или ее так люблю, вот, я пожертвовала ради него (нее) всем, все отдал(а), ничего не пожалел(а), а он (она) не оценил(а), не принял(а), равнодушно попользовался(ась), прошел(ла) мимо, не удостоив меня взглядом… Если я люблю, то что мне за это будет?
Если я ничего не получу взамен, то смогу ли искренне пожелать тому, кого люблю, счастья? Смогу ли отпустить, не проклиная?
Если я задаю этот вопрос, люблю ли я на самом деле? Или только хочу иметь?
Что такое любовь? Растворение без остатка или равное партнерство?
Врожденное чувство или трудная наука?
Мы не умеем любить и все же обречены на любовь.
Обреченность может обернуться ловушкой для души.
Взять, к примеру, хоть меня и Глеба. Глеб – это мой парень, если кто не знает. Мы вместе уже два года.
Я сейчас это написала и подумала, какие корявые слова и фразы, разве можно так говорить о любви: мой парень, мы вместе уже два года… Какая чушь! Как может быть человек чьим-то? Почему мы всякий раз используем притяжательное местоимение, когда говорим о близких и любимых: мой, моя, мои… Что же получается, в одном ряду стоят мой компьютер, мой телефон, моя кошка, мой кофе, мои родители, мой парень… Не знаю, кого как, а меня коробит. Кофе и компьютер никак не равны родителям или любимому. Для меня, во всяком случае.
Я люблю Глеба. Но знаете, как меня коробит, когда мне приходится говорить о нем «мой парень» потому что так принято, потому что если мы встречаемся, то я – его девушка, а он – мой парень. Мы как бы принадлежим друг другу. Он – мне, я – ему. Но ведь это не так. По сути, мы сами себе-то не сильно принадлежим. Нет гарантий, никто их дать не может. Даже в том случае, когда люди венчаются в церкви и дают друг другу обеты любви и верности «пока смерть не разлучит», даже после таких обетов никто не может дать гарантию, что они проживут долго и счастливо и умрут в один день. А как бы хотелось, правда?
Девчонки любят рассматривать всякие свадебные сайты, журналы о свадьбах, каталоги, наряды невесты, украшения, туфельки и особенно кольца. Банкетные залы, лимузины, свадебное путешествие на райские острова…
Мы с подругой Дашей тоже интересовались. А как же, ведь у нас есть парни! Мы теперь студентки, а не какие-нибудь школьницы, то есть взрослые люди, сами себе хозяйки.
Мы с Глебом часто мечтали о будущем, вместе мечтали, понимаете? Когда с парнем мечтаешь о будущем, значит, скоро он сделает предложение, это же как пить дать. Обычно предложению предшествуют всякие формальности – знакомство с семьей, например. Как выяснилось, у Глеба огромное семейство, буквально неисчислимые полчища тетушек, кузин и кузенов, племянников обоего пола, дядей, двоюродных и троюродных дедов и бабок. Долго и нудно перечислять. Хотя среди них попадаются весьма забавные персонажи. Он мне столько рассказывал о своей семье и смешных, и грустных историй. Я даже завидовала немного, по сравнению с его моя семья казалась мне самой обыкновенной. Иногда я провоцировала его, утверждая, что он все выдумывает. Но я уже тогда старалась их всех полюбить, хотя бы заочно. Ну, не полюбить, а заинтересоваться, не чувствовать неприязни, проникнуться родственными чувствами. Как-то так.
Вы, наверно, думаете, отчего это я такая заумная стала?
Да уж есть причина.
Тут надо по порядку.
Родителей Глеба я, естественно, давно знала. Они родом из Подмосковья.
Глеб, кстати, тоже там родился, в небольшом городке, постепенно ставшем пригородом столицы. Потом они из пригорода переехали. Но, видимо, тянуло на свежий воздух, поэтому родители Глеба купили дом в деревне, где живут мои бабушки. До них город не скоро доберется, около ста километров по трассе. Мы там и познакомились на Новый год. До сих пор с удовольствием вспоминаю наши приключения на зимних каникулах.
Глеб столько всего знает! Он умеет колядовать. Мы с друзьями переодевались и ходили ряжеными по деревне во время Святок, пели колядки, собирали угощение. А еще он рассказывал множество страшилок и так умел преподнести, что нам казалось, будто он сам все это видел и принимал участие. Реально, жуткие истории о живых мертвецах, о мертвой невесте, парне, которого похоронили заживо… После таких страшилок ночью не уснешь. Не то чтобы я трусиха, нет, я прекрасно понимаю, где жизнь, а где просто страшная сказка, но, знаете, бывает как-то не по себе, всякие мысли в голову лезут и кошмары снятся.
Зато мне очень нравится слушать, как Глеб рассказывает о разных древних обрядах.
Например, о празднике Ивана Купалы.
Я раньше думала, что Иван Купала празднуется с шестого на седьмое июля. Но оказалось, все не так просто. Глеб попытался объяснить. Во-первых, раньше так и получалось, Рождество Иоанна Предтечи совпадало со временем солнцеворота. Это по старому стилю. Теперь же церковный праздник не связан с астрономическим солнцестоянием.
Почему так вышло?
Раньше люди жили по юлианскому календарю, изобретенному римлянами еще до нашей эры, но этот календарь оказался неточным. И в середине шестнадцатого века неточность составила целых десять дней. В Ватикане посовещались и решили принять другой календарь – григорианский. Но его поначалу приняли далеко не все страны. Россия и Греция, например, перешли к новому календарю только в начала двадцатого века. А Православная церковь до сих пор живет по старому стилю, поэтому у нас с католиками многие праздники не совпадают.
