Амелия Ламберте - Ночь пламени

© Амелия Ламберте, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Я вздрогнул и проснулся от крика петуха за окном. Над горизонтом лениво всходило солнце, но его лучи еще не коснулись моей комнаты. Безумно хотелось снова закрыть глаза и заснуть. Я снова прикрыл глаза, и почти сразу перед внутренним взором возник образ бледной темноволосой девушки, лежащей на свежескошенной траве, скорчившись от боли. Я подскочил на кровати с криком:

– Лимирей!

Мысль о ней подействовала не хуже ушата ледяной воды. Я поспешно выбрался из-под одеяла и принялся одеваться. На улице была ранняя весна, но по утрам мороз еще рисовал узоры на окнах, так что на сборы мне потребовалось время.

Стараясь никого не разбудить (от моего крика чуть не проснулся спящий рядом старший брат), я пробрался в коридор, вышел на улицу и на всех парах помчался к дому алхимика Николаса. Лимирей была его приемной дочерью, ученицей и помощницей по дому. Мы с ней были ровесниками, и она была в моей жизни едва ли не единственным человеком, с которым я смог найти общий язык.

«Лимирей… Я обязательно увижу тебя сегодня! Даже если твой отец меня не пустит, я найду способ пробраться в дом!»

Я остановился около жилища алхимика, что находилось на окраине деревни, и переводил сбившееся дыхание. Сердце бешено колотилось то ли от быстрого бега, то ли от предвкушения встречи с лучшей подругой. Я не видел ее целую неделю.

Ей стало плохо после того, как мы вернулись с небольшой вылазки, где на нас напал одичалый оборотень. Тогда она оттолкнула меня, а сама набросилась на зверя. Они сцепились и покатились по крутому склону; я даже среагировать не успел – только слышал глухие звуки ударов и рычание. Как Лимирей умудрилась одолеть оборотня, я не знаю, но она вышла из драки явным победителем, хоть и прихрамывая на одну ногу и держась за плечо.

Когда мы добрались до старосты, он вызвал полицейских и мага из местного отделения. Нас опросили. Я честно сказал, что ничего не видел, а Лимирей уже тогда выглядела как-то странно. Ее покачивало, а в глазах появился странный блеск, какой бывает у больных людей. Я повел ее к Николасу, и около самого дома она с криком упала. Зрелище было страшное. Она металась и корчилась на земле от боли, а я ничего не мог сделать. Я пытался позвать ее, но она не слышала. Тогда я принялся колотить в дверь дома, надеясь, что Николас выйдет. Едва увидев Лимирей, он забрал ее и запер дверь, не пустив меня внутрь. Я так и остался растерянно стоять, не понимая, в чем дело. Я пытался заглянуть в окно и пробраться внутрь, но все мои попытки были тщетны. Тогда я не придумал ничего лучше, как провести ночь около жилища алхимика.

В своем доме я был лишним. Приемный ребенок, взятый на попечение лишь из жалости. Ни братья, ни сестры, ни приемные родители так и не стали для меня семьей. По-настоящему живым я почувствовал себя лишь с появлением Лимирей, а у Николаса я всегда был желанным гостем. Я воспринимал его как отца, а их отношениям с Лимирей завидовал белой завистью.

Отогнав страшные воспоминания, я поправил на голове шапку и с колотящимся от волнения сердцем постучал в дверь. Наверное, они еще спят, но ждать я уже просто не мог. Хотя Николас и сказал вчера, что Лимирей намного лучше, не было ни часа, чтобы я о ней не думал. Кажется, она мне даже снилась…

На мой стук никто не отозвался: в доме была тишина.

Я постучал еще раз, намного увереннее, и дверь неожиданно отворилась. Я удивленно замер: «Не заперто?..»

С опаской осмотревшись, я вошел внутрь. Здесь было слишком тихо. Я сделал осторожный шаг и прислушался.

– Лимирей! Николас! – несмело крикнул я, боясь их разбудить. Ответа не последовало. Их комнаты располагались на втором этаже, но я знал, что они часто ночевали и в гостиной, и даже в алхимической лаборатории.

Я чувствовал себя вором-домушником. От пронзительной тишины раннего весеннего утра становилось не по себе. Да и гостиная как будто изменилась.

На столе блеснуло что-то, похожее на рубин. Я подошел и увидел кулон темно-красного цвета на простом шнурке. Дыхание перехватило: Лимирей никогда не расставалась с этим кулоном. Как-то из любопытства мы показали его ювелиру на городской ярмарке и спросили его, сколько он может стоить, на что мастер только хмыкнул и пожал плечами: мол, сколько может стоить крашеная стекляшка? Лимирей тогда очень обиделась. Насколько я знаю, это все, что у нее осталось от настоящих родителей. Память для нее была дороже ценных камней.

И вот теперь ее кулон лежит на столе… Я не мог даже представить случая, при котором Лимирей могла бы его оставить.

Во все возраставшей тревоге я взбежал по лестнице на второй этаж. Двери в комнаты Николаса и Лимирей были открыты, а сами комнаты пусты. Они еще хранили запахи трав, зелий и отваров, но и только.

Я медленно опустился на пол.

«Нет. – Я не верил. – Может, они просто куда-то отлучились? Может, вернутся к вечеру?»

Я встал и растерянно побрел вниз, прогоняя прочь мысли о том, что Николас и Лимирей уехали навсегда, но в глубине души знал, что дом не оставляют незапертым, даже уезжая только на пару дней. Люди не бросают так дорогие сердцу вещи, если намерены вернуться. Даже не оставили охранного заклинания от непрошеных гостей!

В горле стоял ком, а на глаза навернулись слезы. Я сел на ступеньку лестницы и закрыл лицо, стараясь совладать с собой, но горечь обиды все равно душила меня. Почему Лимирей ничего мне не сказала?! Даже когда они с Николасом срочно уезжали в город, Лимирей всегда находила меня, а тут…

– Почему? – прошептал я, не узнавая собственный голос.

Поняв, что со слезами бороться бессмысленно, я дал им волю: все равно меня никто не видит.

Я не знаю, сколько прошло времени. Немного успокоившись, я подошел к столу, где лежал кулон Лимирей. Рядом обнаружилась записка. И как я ее раньше не заметил?

Я усмехнулся. Писать и читать меня научили именно они с Николасом. У моих названых родителей на школу денег не нашлось, так что ни я, ни кто-либо из моих братьев и сестер грамотой не владели. Спасибо, что хоть считать научили, чтобы на базаре не обманули.

Почерк я узнал. Он принадлежал Лимирей.

Лим… Помнится, когда я назвал ее так впервые, она лишь с интересом склонила голову набок, ненадолго задумалась и кивнула. Такое сокращение ей понравилось. Однако больше никому, кроме меня и Николаса, не позволила так к себе обращаться.

В паре мест чернила были слегка размыты. Сердце снова предательски защемило. Если ты плакала, то почему ты ушла, Лимирей?! И куда?..