Туман, клубясь, наползал на город. Первые часы ноября в Экаресте выдались на удивление теплыми, хотя в последнюю неделю октября выпал снег и столбик термометра ушел далеко вниз.
Ночь была беззвездная; столица королевства спала. Но не для всех темное время суток означало покой и забвение. Для обитателей злачных кварталов Экареста, что раскинулись на левой стороне реки, между мостом Святого Мирослава и старым королевским дворцом, кипела жизнь.
Ночь в этом месте вызывала к жизни самые зловещие человеческие пороки; ночь потворствовала греху, она приносила прибыль преступникам и становилась свидетельницей бесчисленных злодеяний. Ночь преображала город, срывая с него золоченую красивую маску, за которой щерился ужасный лик похоти и сребролюбия.
За годы, прошедшие со времени окончания Мировой войны, Экарест преобразился: старые уродливые постройки исчезли, город прорезали широкие, по-парижски элегантные проспекты. Некогда захолустные районы превратились в заводские и фабричные центры, велись разговоры о том, чтобы к началу нового десятилетия пустить
первую ветку экарестского метрополитена, достойного собрата лондонской подземки.
Прогресс шествовал по столице, даруя не только радость и уверенность в завтрашнем дне, но и горе, страдания и отчаяние.
Так было и в квартале красных фонарей, который именовался в газетах и среди столичных жителей не иначе как новомодным, заимствованным из лексикона Британской империи словечком Ист-Энд. Днем он был непригляден – грязные мостовые, кособокие домишки, беспробудные пьяницы, нищие иммигранты, презираемые всеми иудеи, бездомные собаки. Ночь все меняла. Как только солнце закатывалось за далекие горы, улицы Ист-Энда заполнялись странными представителями рода человеческого.
Были там и шлюхи, в основном несчастные крестьянские дочери, привлеченные в столицу фантастическими рассказами о небывалых заработках и мужьях-банкирах. Все они ехали в Экарест с твердым намерением найти место в почтенном доме, а затем отыскать и солидного жениха. Никогда – или почти никогда – эти мечты не воплощались в действительность.
Девушки без особых проблем находили места горничных, посудомоек, экономок или служанок. Но эта работа не приносила им много денег. И ни одна из них так и не вышла замуж за хозяйского сына – преуспевающего адвоката или модного врача.
Когда девушек выбрасывали на улицу, что случалось регулярно (хозяйка могла проснуться в плохом расположении духа, или сама девушка попалась с поличным при попытке украсть драгоценности, или назойливый дворецкий, натиску которого несчастная не желала уступать, наговаривал о ней небылиц господам), ни одна из них не желала возвращаться обратно – в деревню к многочисленным братьям, сестрам и бедным родителям.
Все, кто потерпел в жизни поражение, у кого не было работы, но имелась огромная нужда в деньгах, рано или поздно оказывались в Ист-Энде. Каждый находил там то, что искал. В течение нескольких недель богобоязненные девушки превращались в наглых и разнузданных особ, которые продавали тело за несколько золотых.
В Ист-Энде можно было найти не только проституток. Там скупалось краденое, заключались грязные сделки, нанимались убийцы и головорезы, работали опиумные салоны и тайные притоны, в которых происходили ужасные дела.
После того как тьма заполняла город, зажигались тусклые газовые фонари и на улицах появлялись ряженные в давно не модные, но пестрые одеяния дамы, на сцену выходили они – господа в неприметных, но дорогих костюмах и плащах, с котелками или цилиндрами на головах и зонтиками в руках. Господа по большей части приезжали на извозчиках из «благородной» части Экареста. Наверняка следующим утром, завтракая с супругой и детьми, эти мужчины вяло просматривали газеты, попивали кофе и выражали свое недовольство желанием правительства поднять налог на недвижимость. Они были воплощением благопристойности и приверженности семейным ценностям. По воскресеньям они, как добрые христиане, посещали церковь, с понедельника по пятницу работали в конторах или банках, а по субботам…
По субботам многие из этих столпов общества, счастливых супругов и строгих отцов наведывались в Ист-Энд. Они знали, что за несколько золотых монет они могут здесь получить то, о чем им в присутствии своих жен даже думать запрещалось.
Для этого и существовал Ист-Энд. Тот, кто платил наличными, был вправе рассчитывать на удовлетворение любого желания, каким бы извращенным оно ни было. Ночь в Экаресте позволяла людям становиться самими собой. Иногда получалось, что человеческая личина скрывает дикого и безумного зверя.
Туман заполнял улочки Ист-Энда, как белесое желе. Он глушил гортанный глупый смех, пьяные вопли, сладострастные стоны и отчаянные крики о помощи. В Ист-Энде довольно часто звали на помощь – и очень редко кто-нибудь откликался на этот зов. Все знали, что утром полицейские, которые по ночам без большой охоты совершают рейд по Ист-Энду, найдут пару-тройку трупов, возможно, выловят еще нескольких бедолаг с перерезанным горлом или сломанной шеей из реки.
Большей частью это были жертвы собственной тяги к ночным приключениям: туго набитые кошельки привлекали внимание юрких карманников, глазастых мошенников и беспощадных убийц. С жертвами не церемонились – у них не только отбирали ценности и одежду, но и лишали жизни. Натренированное движение рукой с лезвием – и отец семейства, хрипя и напрасно стараясь заткнуть ладонью фонтанирующую кровью рану на шее или в боку, валился на заплеванный тротуар.
Но зачастую жертвами становились девицы или молодые люди, которые торговали своим телом. Никто не скорбел по поводу их смерти; несчастных, в отличие от ограбленных и прирезанных буржуа, не отпевали в церкви, а в газетах не появлялись насквозь лживые некрологи-панегирики в жирных черных рамках, около их гробов не рыдали безутешные вдовы и пяток-другой детишек.
Их хоронили в общей могиле на задворках столицы, и даже не в гробах, а в холщовых мешках, которые небрежно швыряли на дно неглубокого рва и обильно посыпали негашеной известью. Родители так никогда и не узнавали, что произошло с их дочерью или сыном, напрасно ждали своих детей год за годом, тщетно молились, втайне рассчитывая на то, что чадо преуспело в жизни, гоня от себя горькие мысли о том, что приключилось нечто ужасное, не зная и знать не желая, что кости тех, кого они все еще по инерции продолжали любить, давно рассыпались в прах на одном из бедняцких кладбищ Экареста.
Туман глушил все звуки, и тот, кто выбрал такую ночь для преступления, сделал великолепный выбор.
…Карета медленно катила по улочкам Ист-Энда. Ею управлял одетый во все черное кучер, в руках у него был зажат большой хлыст. Человек, находившийся в салоне, жадно рассматривал женщин и девиц, которые, подобно мотылькам, кучковались около фонарей, посылали господам воздушные поцелуи, громогласно ссорились, кричали или безрадостно молчали, дожидаясь, пока, наконец, кто-нибудь из клиентов поманит их к себе. Окошко было изнутри скрыто муаровой занавеской, и это позволяло пассажиру безбоязненно рассматривать улицу и тварей, ее заполнявших, не опасаясь, что кто-то увидит его самого.
