Он приближался к месту своего назначения.
Жирная грязь под конскими копытами липко чавкала. Проклятая скотина, как назло, постоянно спотыкалась. Сапоги всадника окатила очередная волна черной жижи. Оттавио глухо выругался, помянув Владык, духов, их нематериальных прародителей в пятом колене, и сдал на обочину.
Грунтовка, по-осеннему грязная и раскисшая, петляла по редколесью графства Вальде, повторяя изгибы местности, обходя овраги и кружа вдоль подножия невысоких холмов, которыми изобиловала эта унылая местность.
Солнце едва перевалило за полдень.
До замка Фертсайтхайт оставалось не более двух часов пути, если верить тому невразумительному пояснению, которое дали Оттавио местные бауэры2 (2). По сухой дороге он рысью добрался бы вдвое быстрее. Но осенняя распутица просто невыносима, особенно для человека его возраста, она ворует здоровье и время.
Оттавио в очередной раз выругался, когда новый фонтан грязи, выбитый из колеи мощными копытами его коня, стек по плащу. Каурый, которого он арендовал в городке Херне, еле плелся, опустив голову и то и дело оступаясь, постоянно норовил остановиться и начать объедать ближайшие кусты. Заводная кобыла, серая в яблоках, флегматично следовала за ведущим и особых хлопот, слава Владыкам, не доставляла. Оттавио слишком давно не ездил верхом. Колени и поясницу после двухдневной поездки изрядно ломило. Мерзли пальцы в обрезанных перчатках. Стылый осенний воздух проникал под тяжелый шерстяной плащ, который снизу покрылся коркой черной грязи, а сверху – промок от влаги, висевшей в воздухе, и теперь противно вонял.
Впереди наконец-то показалась развилка – та самая, о которой ему рассказали в деревне. Вправо, вверх по холму, от главного пути отходила широкая натоптанная тропа, а дорога, разбитая тележными колесами, продолжала огибать холм. На развилке, поверх большого валуна, возвышалась деревянная кумирня, над которой висел указатель, сообщающий, что путник вступает на родовые земли владения Брюнне.
Ар Стрегон сполз с седла на обочину и, прихрамывая, пошел к святилищу, ведя коня в поводу.
Деревянные стенки алтаря изнутри были покрыты сажей и паутиной. На внешних, обращенных к просителю, наличниках были вырезаны славословия и обращения к духам места и родовому духу Брюнне. На боковой полке стояла глиняная посудина с маслом.
Оттавио налил масло в медную горелку и усилием Воли, соединенным с формулой огня, зажег жертвенник. Насыпал в огонь немного хлеба, после чего достал из седельных вьюков флягу с вином, отвернул тугую пробку и плеснул из фляги на нижнюю часть алтаря.
Легко проводя кончиками пальцев левой руки по резным стенкам, прочел все молитвы по кругу – слева направо по солярной схеме. Пальцы охватил легкий зуд, распространившийся вверх по руке. Кумирня была «живая».
«Ужасная глушь здесь», – подумал Оттавио. Подобные алтари есть почти в каждой деревне или небольшом селении, но в городах духам местности уже давно не приносят жертв.
Скорее всего, этот алтарь внесен в имперские реестры, поставлен на учет светскими и церковными властями. Но даже если это не так, то ничего страшного.
Церковь Владык занимала по поводу поклонения неканонизированным духам двусмысленную позицию. В целом такое поведение Земным Престолом Владык осуждалось, но никаких санкций к «старопоклонникам», тем более, разрушения неканоничных алтарей и жертвенников не производилось. Духи мстительны, а многие из них еще и крайне могущественны. Мало кому хотелось получить родовое проклятие или что похуже от оскорбленного духа места. По той же причине крайне редко разрушались и сами храмы, даже во время войн.
Церковники преследовали только секты, регулярно ублажающие духов с помощью человеческих жертв. Алтари таких сущностей разрушались, невзирая на последствия, а сектантов вырезали под корень воины Святого Маркуса.
Этот алтарь, насколько Оттавио мог судить, был «чистым». По крайней мере, эманации силы были просто неприятными, а не гнилостно-отвратительными, а именно так он ощущал святилища, запятнанные многочисленными смертями разумных.
Оттавио вознес стандартную просьбу к духам места о защите и покровительстве, представился. Достав кинжал, он уколол подушечку пальца и провел ей по внутренней поверхности алтаря. Кровь мгновенно впиталась – жертву приняли благосклонно.
Взгромоздившись обратно в седло, не сдержав при этом мучительный стон, он направил коня на утоптанную тропу. Если бауэры не сбрехнули, так можно было серьезно срезать путь пешему или всаднику.
Фертсайтхайт открылся ему сразу после того, как уставший путник перевалил вершину очередного холма.
Внизу, под склоном, блестела полоса неширокой реки. На другом берегу виднелись крыши небольшой, дворов на полтораста, деревни. Прямо перед Оттавио лежал заливной луг, трава на котором была уже скошена и сметана в скирды.
А напротив, на другой стороне луга, возвышался еще один холм, самый высокий в округе, покрытый лесом. Вершину его опоясывали похожие на зубчатую корону развалины древних стен. Корявым пальцем с обломанным ногтем трогала низкие осенние облака сторожевая башня. Еще один холм – близнец первого, был украшен развалинами второй крепости. Эти руины напоминали уже простую россыпь камней. Между холмами был перекинут деревянный мост. Основная дорога шла через луг и поднималась куда-то к развалинам замка, из-за которых в осеннее небо тянулись дымки дворовых печей.
До цели его путешествия оставалось всего каких-нибудь двести-триста фадденов3 (3). Решительно пришпорив полудохлую каурую скотину, Оттавио начал спускаться с холма.
