Иисус сказал: Я – свет, который на всех. Я – все: все вышло из меня и все вернулось ко мне. Разруби
дерево, я – там; подними камень, и ты найдешь меня там.
Евангелие от Фомы, 81
Старые еретики никогда не умирают, они попросту продолжают воплощаться еретиками!
Э. Профет. Реинкарнации. Утерянное звено в христианстве
Шел пятьдесят второй год, отсчитываемый от начала Диоклецианового правления. Сегодня мы могли бы сказать, что шел 336 год новой эры. Еще не родился монах Дионисий Малый, еще не предложил он новое общеимперское летоисчисление, отсчитываемое от предполагаемого рождества Иисуса, позже названного Христом. Но монах ошибся в расчетах примерно на четыре года. Ведь Ирод (избивший сотни новорожденных младенцев) умер в 750 году от основания Рима, что соответствует 4 году до начала нашей эры. Ясно, что Младенец-Христос родился прежде этой даты.
Итак, ранним воскресным утром в Византии, в Константинополе, на пятьдесят втором году от восхождения Диоклециана на императорский престол, в городе не спали два человека. Одного из них звали Александром. Он был вновь назначенным патриархом Константинополя, владыкой Восточной церкви. Человеком он был ровным, каноничным, послушливым; звезд с неба не хватал, но в интригах знал толк. О том, как выглядел Александр, мы ничего не знаем. Другого звали Арием Александрийским. Арий, напротив, был известным ересиархом (переводя с греческого – главой разномыслий), вечным возмутителем спокойствия, неугомонным спорщиком, участником легендарного Никейского собора, состоявшегося за одиннадцать лет до событий сего дня. И он был стар, ему было глубоко за восемьдесят. Высокий, сухой старик, чинный и строгий. Но по временам, словно бы в противоречие самому себе – любящий пошутить, и пошутить отменно, со вкусом. Под старость у него всерьез разболелись ноги, и он еле-еле ходил, опираясь на клюку.
Оба молились, причем двум разным богам. Александр горячо молился Господу Иисусу Христу о том, чтобы злочестивец Арий поскорее сдох, очистил Землю от своего присутствия. Распоряжением императора Константина, данным патриарху Александру, Арий должен был быть возвращен в церковное общение. По мнению императора, предмета для догматических споров больше нет. «Единосущие» Сына и Отца, во избежание нестроений по церквам, следует рассматривать как «подобосущие», и тем самым предмет отчаянной полемики в Никее уходит сам собой, в церкви настает долгожданный мир. Это означало сослужение на литургии с еретиками и совместное причастие Святых Даров. Для Александра причащаться с еретиком Арием было равносильно оскорблению веры, духовному самоубийству. Он не мог себе позволить причащаться с первейшим врагом правоверия. Но неисполнение приказа императора означало немедленное низложение и ссылку (Константин не церемонился с ослушниками своей воли).
Арий тоже молился. Он молился Отцу, чтобы пережить наступающий день. Ему было нехорошо, началось это еще с вечера. А день обещал быть длинным. Воскресная литургия, а затем обед примирения в императорском дворце. Константин дал понять, что больше не потерпит никаких церковных дрязг, никаких разночтений. Решения Никейского собора 41 года от Диоклециана – приняты раз и навсегда, обсуждению не подлежат. Те, кто отказался подписать решение собора (Арий и еще двое) – были сосланы в Иллирию на два года. Увещевание подействовало. Теперь Арий, со своими ливийскими земляками Феоной Мармарикским и Секундом Птолемаидским, возвращены из ссылки, наказание с них снято. Архиепископу Александрии Афанасию – главному оппоненту Ария на Никейском соборе, разработчику никейского символа веры – Константин предложил примириться с Арием и вернуть его в свое общение. Афанасий с негодованием отказался. Тут подоспел Тирский собор. Афанасия обвиняют в приготовлении к убийству мелетианского епископа Арсения, а заодно и в колдовстве. Афанасий сбегает прямо с собора на барже, груженной лесом. Затем он прибегает под защиту Константина. Исход разбирательства – ссылка Афанасия за тридевять земель, на Рейн, в Трир (из Тира да в Трир – каламбур). Афанасий – смелый человек, несдержанный, забияка. У патриарха Александра не хватило духа повторить его маневр – сразу отказаться от общения с Арием. Испугался.
А что же сам Арий? Он совсем обессилел, изнемог в гонениях. Он с горечью сознавал, что дело всей его жизни – проиграно, проиграно с треском. И Тирский собор, со всеми его уступками арианской формуле – не более чем политиканство Константина, его заигрывание с «либералами», за этим не стояло его, Константина, опытного понимания вопроса, внятного осмысления, веры. Умри Константин (а он сильно сдал за последние годы) – власть в церкви окончательно приберут к рукам «троечники», и тогда конец подлинному христианству, христианству Христа. И теперь было уже все равно, с кем причащаться, лобызаться троекратным целованием. Арий не строил иллюзий. Он видел, что Константину нет никакого дела до догматов. Он, язычник до мозга костей, уморивший своего сына Криспа ядом, а жену Фаусту – паром в бане, – никогда не понимал природы Никейского спора и не сочувствовал ему. Константину нужно было только одно – символ новой веры, отличной от западного римского многобожия. Константин получил такой символ – Троицу. И теперь он может начать войну за объединение Запада и Востока под его, Константиновой, рукой, – за объединение веры и земли, за новую империю.
Солнце поднялось над морем. Настало время идти в храм, совершать литургию. Александр и его клир, мрачнеющие, стояли на ступенях храма, дожидаясь Ария и его союзников. Православные, пришедшие на службу, переминались у дверей собора, не решаясь войти внутрь храма прежде патриарха. Но Арий не шел. Вдруг, расталкивая толпу локтями, к Александру подбежал один из молодых учеников Ария, с криком: «Владыко, отец Арий умирает!». «Где?» Ученик махнул рукой куда-то в переулок. Патриарх сделал знак диакону из своего клира, тот помчался вслед за учеником.
Неподалеку от городского рынка располагался общественный нужник. Диакон из Александрова клира и Ариев ученик забежали внутрь. Там, задыхаясь от зловония, они увидели Ария, распростертого на каменном, залитом мочой, каменном полу. Ряса Ария была покрыта изобильной кровавой рвотой. Он был мертв.
Оставив ученика над телом своего учителя, диакон помчался обратно к храму. Подбежал к Александру, нетерпеливо его ожидавшему, сказал несколько слов на ухо. Александр поднял глаза к небу в благоговейном восторге. «Благодарю тебя, Господи! Ты услышал! И какая смерть!» Патриарх повернулся к толпе и властно поднял обе руки вверх, требуя молчания. Когда стало тихо, он провозгласил: «Братия, возрадуйтесь! Злочестивец Арий Александрийский, чья ересь сотрясала церковь многие годы, мертв. Господь поразил его, как Иуду-предателя, чье чрево разверзлось, по Писаниям. Злочестивая жизнь пресеклась нечестивой смертью. Возблагодарим же Господа!» Воодушевленная церковь, вослед за своим епископом, нараспев принялась читать «Верую». Тут же к императору был послан гонец с извещением о смерти старого еретика.
