Прости за то, что так и не спасла…
«Многие люди проживают жизнь, так никогда и не испытав это чувство: когда крылья такие большие, что летишь наяву, готова обнять весь мир, подарить каждому частицу своего счастья, чтобы сделать счастливыми всех остальных. И даже если он не любит – может, ему просто это не дано, такое бывает. Ведь можно жить и так: ходить, разговаривать, улыбаться, даже делать благие дела, но душа умирает. Кажется, вот-вот, сейчас, еще чуть-чуть и, быть может, что-то шевельнется в пока еще живой душе. Возможно, какое-нибудь слово – одно из тысячи, уже сказанных – заставит его задуматься. Но нет, уже поздно. Слова уже не слышны.
Бог мой! Музыка! Он творит музыку! Композитор – посредник между мирами. Но как же это так?
Ну и все равно. Ну и пусть!
Бог мой! Спасибо тебе за этот дар! Спасибо за возможность, если не быть любимой, то любить самой! Я твердо знаю: моя любовь спасет его, если не в этом мире, то в ТОМ. Поможет ему, оправдает его. Буду молить, кричать – но спасу. Даже если он этого не хочет, даже если не понимает.
Музыка.… На первом месте у него музыка… Я стану твоей музыкой, только чтобы быть рядом. Я стану музыкой – может, тогда ты меня услышишь. Стану музыкой твоей души, чтобы оживить давно забытые или неведомые тебе чувства. Может, хотя бы на миг ты очнешься и увидишь меня – увидишь настоящей, а не искаженной осколком льдинки в твоих глазах. Мой бедный Кай. Обнять, согреть и растопить лед – одно желание, одна надежда, одна вера, одна любовь», – так думала она, идя по берегу Невы. Мудрая река с мрачной историей. Сколько ты всего повидала на своем веку? А теперь вот пришла Людмила. Лето: люди отдыхают, ходят на экскурсии, приезжие, иностранцы – суматоха. А она стоит, не двигаясь. Рядом с ней время остановилось. Только слезы, наперекор застывшему времени, льются из глаз.
А Владимир рядом, совсем недалеко – в этом же городе. Но никак не встретиться. Если только совсем силы покинут и гордость иссякнет, наберет его номер или напишет сообщение: «Можно встретиться?». В любое время – хоть ночью. Хотя бы на полчаса, хотя на пятнадцать минут, да и две минутки встречи с ним было бы счастьем.
Он выходил из Капеллы и садился в автобус с хористами – нужно ехать на Валаам, где будет исполняться его музыка.
А она стояла недалеко. Целый час провела под жарким солнцем в ожидании его – увидит или нет. Совсем уже отчаявшись, собиралась уйти со своего одинокого поста, но ноги отказывались повиноваться. И она так и стояла, не обращая внимания на проплывающие по реке катера, на отдыхающий народ. Она ждала его – все остальное не имело никакого значения.
Вдруг, появился он. Она даже не пошевельнулась, чтобы подойти. Владимир шел один, и ей ничего не мешало просто поздороваться. Но – нет. Только сердце вырвалось из груди и уехало вместе с ним на Валаам.
«И если музыка – это оправдание твоего существования, я стану твоей музыкой, я оправдаю тебя перед всеми: перед этим миром и тем. Я стану музыкой, чтобы в ненастные дни приносить утешение. Я стану музыкой, чтобы в радостные дни тебе стало еще веселей. Я стану музыкой, чтобы в печальные дни быть твоей светлой радостью».
– Мы через два года должны приехать в Питер вместе, – сказала Людмила ему, позвонив по телефону.
– Хорошо, – ответил Владимир. Но у него были совсем другие планы, в которые Людмила определенно не входила.
Но и в Москве Владимир не выходил у нее из головы. Однажды приехала к его дому зимой. На звонки он не отвечал, и девушка сразу забеспокоилась – вдруг, с ним что-нибудь случилось? А жить в мире, где не было его, она не могла. На звонок в дверь тоже никто не ответил. Мила приняла решение ждать.
Было около двадцати градусов мороза, но девушка, как ей казалось, не чувствовала холода – ее согревала мысль, что она рядом с его домом, куда Владимир два года назад впервые привел ее и где она была действительно счастлива. Пускай, счастье было недолгим, но ни за что на свете Мила не согласилась бы отдать эти мгновения, даже если за ними и последовали бы годы муки и страданий.
«Храни тебя Господь, любимый. Где ты сейчас?» – в мыслях о любимом Людмила провела на лавочке почти час.
– Милая, что сидишь-то? – одна сердобольная старушка подошла к замерзающей девушке, – вон, гляди, вся синяя уже от холода. Ну-ка, вставай. Кого ждешь?
Ноги не двигались от долгого сидения на морозе. Посмотрев последний раз на его окно и, не обнаружив там никакого движения, она вздохнула и не спеша пошла в сторону метро.
Как выяснилось потом, Владимир спал, работая всю ночь над своим очередным произведением.
– Лучше умереть рядом с тобой, чем жить вдали от тебя, – говорила ему Людмила в порыве нахлынувших чувств.
– Я позову тебя, когда соберусь умирать, – как всегда равнодушно ответил он.
Но однажды она так и не смогла дозвониться до Владимира – целую неделю он не брал трубку. И, когда Мила совершенно отчаялась услышать его голос, он ответил.
– Я уже несколько дней пытаюсь до тебя дозвониться. Понимаю, конечно, что у тебя есть гораздо более важные дела вместо того, чтобы разговаривать со мной, но хотя бы просто сказать: «Все хорошо, я просто занят» можно было? Я же переживаю за тебя.
– Я в больнице, – спокойно ответил Владимир.
– С тобой что-то случилось? – у Людмилы «перехватило» дыхание.
– Честно говоря, да. Я очень неудачно упал на улице, когда спускался с лестницы.
– Отделался синяками и ссадинами? – с надеждой спросила она.
– Не все так хорошо. Я повредил спину.
– Это серьезно?
– Да, это серьезно, – ответил он.
– В какой ты больнице? Я сейчас приеду, буду помогать тебе.
– Да не надо, здесь медсестры, врачи.
– Ну позволь мне быть с тобой, – настаивала Мила, это нужно больше даже мне, чем тебе.
– Ну хорошо, приезжай, – он назвал адрес больницы.
Через несколько часов Людмила уже была у самого дорогого для нее человека. Лечащий врач сказал, что у Владимира поврежден позвоночник и в связи с этим он не может ходить.
– Позволь помочь тебе, – просила Мила.
– Зачем? Для этого есть специально обученные люди.
– Но никакие сиделки не заменят тепла любимого человека.
– У меня есть друзья и родные.
– Ну, пожалуйста. Хотя бы на какое-то время, – Людмила понимала, что вдали от него ей будет совсем невыносимо. Что значит физическая боль по сравнению с душевными муками?
