«You don't need anybody's permission to live the life you desire.
You need only the permission of your heart»
© Hazel Gaynor
“The Cottingley Secret”
«Ты не нуждаешься ни в чьем разрешении, чтобы жить так, как ты хочешь.
Все, что тебе нужно – это разрешение собственного сердца»
© Хейзел Гейнор
«Секрет Коттингли»
Согласно масштабному социологическому опросу, проведенному британскими исследователями, среднестатистический человек обманывает не меньше четырех раз в сутки. Любопытно, не правда ли? Исходя из этого суждения, можно сделать вывод, что границы истины в современном обществе весьма призрачны. Мы никогда не можем знать, какой процент правды содержится в словах наших собеседников, и поэтому не можем быть уверенными в достоверности собственных знаний. Что более интересно, лгущий человек и сам не всегда осознает, что лжет. Так, неизмеримая цепь лжи становится замкнутой, и обман повторяется снова и снова, передаваясь из одни уста в другие. Значит ли это, что доверять нельзя никому, даже себе?
Люди любят скрывать свои недостатки, умалчивать о своих ошибках, приукрашивать свои поступки… Но зачастую мы обманываем просто потому, что нам это нравится. Мы даже не всегда отдаем себе отчет в том, какую цель преследуем, избегая правды. Порой мелкая ложь остается незамеченной не только слушателями, но и самим повествователем. Однако не любой обман проходит бесследно. Только задумайтесь, какой невероятной силой обладает ложь! Она способна наложить свой отпечаток на ход событий, повлиять на принятие важнейших решений, способна даже изменить жизнь человека. Но может ли ложь изменить самого человека?
Чтобы ответить на этот вопрос, я хочу привести наглядный пример, поведав свою историю преодоления нелегкого пути от страха действовать к твердой решительности, от подавляющих сомнений к слепой вере, от заносчивой лжи к благородной истине.
Эта история берет начало в «лихие девяностые» в городе Ростов-на-Дону, расположившемся на живописной земле, вдоль которой широкой извивающейся лентой пролегло тихое русло реки Дон. В этом городе я был рожден и сразу же брошен под присмотр медработников детского отделения городской больницы, а позже под неустанную опеку воспитателей детского дома. Я никогда не видел своих родителей и не знал, почему они решили отказаться от меня, однако верил, что однажды они обязательно придут и заберут меня домой.
Но годы шли, и чем взрослее я становился, тем больше холодная реальность убеждала меня в том, что, бросив ребенка, родители вряд ли будут терзаться муками совести и тоской по оставшемуся сиротой малышу.
За шесть прожитых мной лет белые кирпичные стены детского дома стали неотъемлемой частью моей жизни. Здесь, без трепетной поддержки родителей я сделал свой первый шаг; впервые произнес полное детской преданной любви слово "мама", обращенное к только что устроившейся на должность нянечки Лидии Михайловне; в этих стенах я завел своих первых друзей и понял, что такое настоящая дружба; здесь я получил начальные знания об окружающем меня мире, в котором помимо надежной крепости нашего детского дома вмещались целые города, страны и даже континенты! И именно в этом месте состоялся первый в моей жизни литературный вечер.
Это произошло 24 мая 1995 года – девяностолетие со дня рождения нашего земляка, Михаила Александровича Шолохова. В этот день, когда на улицу опустились густые сумерки, всех воспитанников собрали в небольшой библиотеке, где под сопровождение приглушенной музыки библиотекарь рассказывала о жизни и творчестве писателя.
Я помню медлительную речь женщины, таинственным голосом рассказывавшей об истории создания романа-эпопеи "Тихий Дон", о произведениях, объединенных Шолоховым в "Донские рассказы", событиях, лежащих в основе рассказа "Судьба человека" и романа "Они сражались за Родину".
В силу своего возраста я не многое понял из знаменитой биографии писателя, но услышанные в этот вечер истории так впечатлили меня и настолько завладели моим воображением, что простая и, казалось, неопровержимая истина сформулировалась в моей голове: нет в мире занятия лучше, чем писательство, и не может быть мечты более возвышенной, а цели более вдохновляющей, чем желание стать писателем. Мысль о том, каким стойким и целеустремленным нужно быть, чтобы однажды увидеть свое имя, напечатанное на обложке толстой книги, заворожила меня и навсегда стала предметом моего восхищения.
В тот вечер я пообещал себе, что в будущем обязательно добьюсь почетного звания писателя. Разумеется, как любой ребенок, я посчитал обязательным долгом рассказать о своем намерении всем друзьям. Поздно вечером мы отправились в общую комнату, где, уютно расположившись на цветастом ковре, стали делиться своими впечатлениями о времени, проведенном в библиотеке. Тогда я и рассказал ребятам о том, что хочу стать писателем, совсем как этот Шолохов.
– Вот это да! – восхищенно прошептала Леночка, тряхнув белокурыми локонами. Леночка воспитывалась со мной в одной группе, но была на год младше. Ее личико, с серыми раскосыми глазками и изящно очерченными припухлыми губками, напоминало мордочку сонного котенка. А трогательная манера ласкаться ко всем, кто был готов подарить ей хоть каплю ласки, лишь дополняли ее кошачий образ. Не удивительно, что чопорное имя Лена совсем не шло этой девочке, и поэтому все стали ее называть просто и ласково – Леночка.
– Да это же совсем и не интересно, – насупился мой сосед по комнате Максим. – Вот я, когда вырасту, стану суперменом! – Он вскочил с ковра и с вытянутой сжатой в кулак рукой стал бегать по комнате, изображая супергероя.
– А я буду пожарным, – гордо заявил Кирилл.
– А я хочу быть балериной, – пропела тонким голоском Леночка.
– Балериной быть очень трудно, мне Лидия Михайловна говорила – сказала несколько грубым для девочки голосом Галя по прозвищу "кучеряшка". – Тебе совсем нельзя будет есть шоколад! – она сокрушенно покачала головой.
Так мы просидели еще не один час, строя планы на будущее и давая друг другу обещания воплотить их в жизнь. А еще через несколько недель наш детский дом был закрыт, а группы расформированы по разным приютам. Меня и нескольких других ребят отправили в Воронеж, а все мои друзья, к моему великому сожалению, были переведены в другой ростовский детский дом.
За двенадцать лет, что я провел в Воронеже, процесс социализации, протекавший в отказавшемся принять меня обществе, безукоризненно сделал свое дело. В результате неоднократных насмешек, укоров и даже побоев со стороны нового коллектива, я вырос одиноким, задавленным и неуверенным в себе человеком.
Несмотря на глубоко поселившуюся во мне любовь к литературе, я закончил политехнический университет и получил ненавистную специальность инженера-металлурга. И не удивительно, что я так ее невзлюбил. Ведь когда хочешь заниматься любимым делом, а тебя вынуждают делать совсем другое, появляется неприязнь, позже переходящая в ненависть к тому, что мешает заниматься тем, что действительно важно. Сейчас мне трудно понять, почему в то время был таким зависимым от чужого мнения, твердившего, что ничего толкового из меня не выйдет, и что я загублю свою жизнь, если поступлю на филологический факультет.
