Обвиняется любовное зелье
Зал суда был освещен факелами и синим призрачным огнем, полыхавшим в чаше правосудия, что стояла в центре круглой арены. Сегодня собрался полный совет магического суда. Это был смешанный суд, где присутствовал и высший совет тринадцати и двадцать четыре представителя главенствующих магов из регионов.
Главному судье подали бумаги и он, приспустив очки, пробежался по ним глазами. Потом он кашлянул, прочищая горло, и сказал:
- Разбирается дело о тотальном уничтожении любовного зелья, - он обвел взглядом судей, но по-прежнему стояла тишина.
Лица были усталые, никакого оживления не читалось на них. Конечно же сегодня была суббота, суд собрали всего то ради двух дел и первое итак затянулось на все утро, а потому все надеялись поскорей разобраться со вторым делом, не таким важным и даже ерундовым. Кроме судей и может нескольких охранников никого больше сегодня не было в министерство магии и это ощущал каждый. Даже если в круглом зале с высоким куполообразном потолком не было окон, все так и чувствовали, что там, за каменными стенами, греет яркое, теплое, весеннее солнце, щебечут птички, пахнет свежей молодой зеленью, а по улице шатаются праздные люди, наслаждающиеся первыми теплыми деньками.
- Доставьте обвиняемого, - сказал строго главный судья охраннику.
Фиона как раз добежала до двери суда, когда охранник распахнул обе створки двери, чтобы вкатить столик, на котором находились три стеклянные бутылочки с розовой жидкостью. Фиона скользнула в дверь и, чтобы на нее не обратили внимания, тут же спряталась в тень боковых скамей, амфитеатром поднимавшихся вверх. Она никогда не опаздывала, но после вчерашней особенной ночи ей необходимо было время, чтобы привести себя в порядок.
Фиона посмотрела на верхний ряд скамей, где сидели тринадцать судей в фиолетовых мантиях, точнее без нее их там было двенадцать. Да, пробираться наверх, наверное и не стоит, ее все заметят, лучше присесть с краю нижнего ряда. Может заседание продлиться недолго, и через полчаса они уже разойдутся. Можно было и не являться сегодня в суд, но завтра было воскресенье и нестерпимо было думать, что она не увидит Марка целых два дня.
Она посмотрела в центр верхнего ряда, где по правую руку от главного судьи, старика фон Форбса сидел ее Марк, точнее совсем не ее, что ужасно печалило, но все к тому и шло, особенно после прошлой вечеринки, где за коктейлями между ними установился прямо-таки особый контакт, она сразу тогда почувствовала, пролетевшие искры межу ними. И вот уже целую неделю она будто заболела Марком.
Фиона смотрела на него и думала, как же он невероятно хорош. На мускулистой шее был туго застегнут воротничек судьи и даже в этой болохонистой мантии этого мрачного фиолетового цвета, даже в ней было видно, какая у него безупречная, атлетическая фигура, да и мягкие, движения тигра никуда не скроешь. А какие у него пронзительные, необыкновенные, темно-синего цвета глаза, будто глядишь в океанскую бездну, так и кружиться голова. А когда он начинает говорить, то забываешь, что надо его слушать, так и смотришь на изгиб чуть полных губ и мысли и мечты и фантазии уже не остановить.
Фиона томно вздохнула, продолжая пялиться на Марка. Соседка, сидевшая рядом, покосилась на нее. Фиона тут же нахмурилась, и кашлянула, делая вид, что это вовсе не она томно вздохнула и вообще она строгая, беспринципная сухая судья, у которой нет чувств.
В это время охранник уже оставил столик с зельями посреди круглого зала-арены, а главный судья уже договаривал свою речь:
- Все любовные зелья были изъяты из аптек, а аптекари сдали все находящиеся у них рецепты любовных зелий. Все это сейчас находится здесь, в здании министерства, в комнате конфискации. И если мы примем решение о запрете любовного зелья, всё, вплоть до рецептов будет немедленно уничтожено, и в магическом мире останется только эти три образца.
Фиона оглядела возвышающиеся амфитеатром ряды судей, сплошь старые, дряхлые лица, разве что за исключением парочки судей, которые были как и она лет тридцати. И Фионе стало ясно, что тут сомнений быть не может, любовному зелью грозит высшая мера – уничтожение.
И вдруг голос подал Марк. Фиона, заслушавшись его низким, бархатным голосом, не сразу поняла, о чем он горит. Но она быстрей вязала себя в руки и, не переставая любоваться говорившим, вслушалась в его слова.
- Как председатель комиссии по зельям, - сказал он, - предлагаю внести любовное зелье в запретный список.
Вот чего она не ожидала, что Марк будет против зелья. Может, все-таки не зря он ей напомнил тигра, за мягкостью и кажущейся пушистостью скрываются огромные когти и клыки. Может Марк опасный субъект, которого она еще не раскусила?
- До того как мы приступим к подсчету голосов, – сказал главный судья, - прошу высказываться «за» и «против» любовного зелья.
- К чему обсуждения? - сказал какой-то старик из синих мантий. – Любовное зелье это насилие над другой душой. Значит это зло.
- А если оставить качественные зелья, чтобы были неотличимы от любви? – подала голос женщина, что сидела рядом с Фионой.
- Нельзя подделать любовь, - возразила ей старушка.
- Это опасное зелье и точка, - гаркнул мужской бас сверху.
- А настоящая любовь разве не губительна? – парировала соседка Фионы. - Пример тому Ромео и Джульетта или русалочка.
Вдруг с середины рядя вскочил молодой человек, лет двадцати семи, наверное, самый молодой судья в этом зале, Фиона знала, что его приняли только несколько дней назад в судейские ряды, поэтому мантию он носил бордовую и еще не имел право голоса. Звали его Том Карсон, и он еще горел энтузиазмом в своей новой работе.
- Любовное зелье это лекарство от неразделенной любви, – воскликнул тонким фальцетом Том Карсон, потом откашлялся и продолжил более низким, но нервным голосом: – Уничтожая его, вы губите несчастных влюбленных, тех кому не повезло и они влюбились без ответа. Если уж вздумалось уничтожать любовное зелье, тогда вы обязаны сначала в противовес создать зелье, убивающее настоящую любовь, чтобы никто не мучился от неразделенной любви.
- Бедняжка, - прошептала соседка Фионы, – и в кого он так безответно влюблен?
После слов Тома Карсона в зале повисло молчание, через пару минут главный судья сказал:
- Кто еще хочет высказаться, прошу.
И тут вдруг поднялся Марк и заговорил, в голосе его звучала решительная жесткость, и он строго, будто на провинившихся школьников смотрел на всех судей, сидящих полукругом справа и слева от него:
- Что здесь можно взвешивать? Никакие приятные, якобы нужные действия этого зелья рассматриваться не должны. Сама суть этого зелья – зло. Это яд в чистом виде! Оно подавляет волю, оно извращает чувства, оно искажает реальность, оно обманывает сердце. Человек исчезает, появляется марионетка. Тонкая душа после такого насилия может принять только смерть, воспоминания о случившемся она не переживет. Какие могут быть рассуждения против того аргумента, что душа и воля человека принявшего этот яд попадает в оковы?
