– Вы уверены, что не хотите поместить его в колумбарий? Или купить урну для него?
– Нет, ничего не нужно. – Я протянул руку к администратору. – Отдайте его уже.
– Распишитесь сперва.
Через окошко администрации мне протянули документы. Читать их было некогда, поэтому на всех помеченных страницах я оставил свою роспись. Когда покончили с формальностями, мне вынесли чёрный пластиковый контейнер.
– Там… – Администратор указал в затемнённую нишу. – Можете побыть с ним наедине.
Я отрицательно махнул головой и пошёл к выходу – хотелось поскорее выбраться из «склепа». Снаружи оказалось не легче: солнце пекло, и от контейнера в руках веяло свежей пластмассой. Вот что с нами случается после смерти: нас запирают в обычном контейнере, словно какой-то полуфабрикат.
Машина была припаркована недалеко от Ястребского крематория. Сев за руль, я забросил сосуд в бардачок и захлопнул дверцу, отчего мой спящий спутник подскочил.
– Зачем так хлопать? – спросил Кирк и показательно зазевал, но его взгляд остановился на открытом бардачке. – Так скромно? Я думал, урна должна быть вся такая расписная, красивая, а тут… – Он указал рукой на контейнер.
– Это только капсула – урну покупать не стал. – Я пристегнул ремень безопасности. – И так сойдёт.
– Ой, какой бука – зажал урну брату!
– И так на похороны потратился. Тем более зачем она, если я его развею?
Я повернул ключ зажигания и вдавил ногой в педаль газа, чтобы рёв мотора заглушил Кирка, – слушать его я не был готов. Вроде бы он выглядел и вёл себя как обычно, но в этот день сильней всего я мечтал пнуть его под зад из своей машины.
День явно был не в мою пользу. Ко всему прочему меня душила жара, а кондиционер не справлялся. Внутри консервной банки хотелось только застрелиться, но обязательства заставляли продолжать жить.
Единственное, что радовало, – так это пустые дороги. Ведь все жители города собрались у ресторана «Очаг» – почтить память погибших. День траура… Глупое название. Для меня это просто день, когда я забирал своего брата из крематория. Возможно, я очень жесток к пострадавшим, но тогда хотелось лишь одного – исчезнуть, чтобы никто не видел меня и мои несчастья. Хотелось бы того же для дома, но там меня ждала семья – там бы не получилось молчать.
– Я подожду тебя здесь, – сказал Кирк, когда я загонял машину в гараж. – Не хочу создавать тебе проблем.
– Проблем создавать не хочешь? Тогда какого чёрта ты здесь?! – Я хлопнул дверью.
Только когда я на несколько шагов отошёл от гаража, вспомнил о капсуле, но возвращаться к ней из-за Кирка не собирался. Много чести! Однако этого хватило, чтобы я остановился. С одной стороны ненавистный мне Кирк, с другой – семья, которую я не хотел видеть в тот день, но мне надо было домой. Ещё пара шагов к входной двери – и моя нога зацепилась за выпирающую из тротуара плиту. Фиаско! Я распластался на дорожке, весь костюм в пыли – так я больше напоминал брата: он, в отличие от меня, вечно был в грязи. От этой мысли меня только сильнее передёрнуло. Я вскочил с земли и отряхнулся. Чёртов тротуар! Я собирался его переделать ещё прошлогодней весной, но времени и сил так и не нашёл.
В дом я решил войти всё-таки тихо, чтобы не привлекать к себе внимания.
– Почему ты защищаешь его? – раздался голос моей жены.
– Вообще-то, он мне за это платит, – ответил мой адвокат. Его присутствие меня удивило – ведь совсем недавно он ещё был в Москве.
– Мишенька, если бы не я, ты бы на него не работал.
Они спорили в гостиной, не замечая меня.
– Маша, все давно знают, что в городе орудует поджигатель. Марк ни в чём не виноват – какие бы меры защиты он ни выбрал, этот говнюк бы всё равно нашёл способ поджечь свою цель. Сколько уже было попыток! Сама подумай. Твой муж – тоже жертва в этой истории. Тем более не забывай, что из-за всего этого Кирилл покончил с собой. Так что ему сейчас вдвойне нелегко.
– Да ему всегда было на всё насрать: на ресторан, на семью, на брата! Он его за человека-то не считал!
Я несколько раз стукнул в косяк двери:
– Так я здесь.
Они сразу же замолчали, а Маша в придачу отвернулась от нас.
– Чего раньше не приехал? – спросил я у Миши, когда пожимал ему руку.
– Занят был – кое-какие семейные проблемы решал.
– Семейные? У тебя же нет семьи. – Здесь я увидел, что от неловкости он отворачивает от меня взгляд. – Чёрт побери, ты о своей секте? До сих пор не привыкну, что ты их семьёй называешь!
– А мы разве семья? – спросила Маша.
Повисла тишина. Я ничего не хотел отвечать, теперь сам старался уйти от ответа.
– Что по поводу страховки? – спросил я у Миши, продолжая игнорировать жену.
– Не должно быть проблем. Это не первый прецедент. Сейчас всем пострадавшим выплачивают. Такое ощущение, что целью поджигателя на самом деле являются страховые компании, – они на нём разоряются.
– А когда суд?
– Через неделю.
Я ходил по гостиной и аккуратно гладил всю мебель. У меня складывалось ощущение, будто я уже так давно не был дома, что даже забыл, как всё выглядит. От этих мыслей становилось вдвойне неловко – ведь я должен был снова уехать.
– Маша, я должен уехать на несколько дней.
– Что? Куда ты опять собрался? Опять решил нас бросить? – Жена наконец-то повернулась в мою сторону. Она постарела – видимо, как и я. Просто раньше этого не замечал, потому что совсем прекратил появляться.
– Мне нужно похоронить Кирилла. Дома. На родине.
– Сейчас?! – Маша перешла на крик. – Опять бежишь от проблем?! Оставляешь нас здесь одних, в этом аду, который сам же и сотворил?! Ты хоть раз можешь подумать не только о себе?!
Опять тишина. Я не знал, что ей сказать, но она, видимо, и не ожидала ответа от меня, поэтому развернулась и ушла в другую комнату.
– Так обязательно ехать? – спросил Миша. – Может, лучше после суда? Кириллу-то уже всё равно.
– Я… Мы обещали друг другу, что будем похоронены там.
– Извини за неуместный вопрос, но где «там»? Я даже не знаю, откуда вы.
– С Севера, с Карелии, а если ещё точней – из Беломорска. Да, по мне не похоже, что я оттуда, но дед во время войны бежал туда и прятался там от фашистов. Он, в отличие от меня, был чистокровным евреем. Прямо гордился этим. До сих пор помню, как отца упрекал за связь с русской. Такой мрак! Ладно, прости меня, но я хочу с дочкой попрощаться. Просто пойми: чем быстрее я покончу с этим, тем скорее смогу с чистой совестью заняться своей семьёй и судом.
Я хлопнул Мишу по плечу и направился наверх – в спальню к Насте, к моей маленькой Насте. Я ненавижу прощаться – это каждый раз тяжело, и постоянно боюсь, что задену хрупкие эмоции своей дочери, и они меня не отпустят. Собственно, тогда было так же.
Я тихонько приоткрыл дверь, чтобы проверить, не спит ли моя Маленькая, но она сидела на кровати, прижав колени к себе.
