Работать можно даже в такой дыре, как ООО «Мастерская по производству нестандартного оборудования». В течение четырех с лишним лет я прихожу сюда вечерами, включаю сварочный аппарат и работаю в полном одиночестве, поскольку днем я учусь в университете. Вечерами здесь никого, кроме сторожа. Здесь не донимают посторонними разговорами, а время летит здесь мухой: не успеешь приступить к работе, как пора возвращаться домой.
Выполнив обычную норму, я посмотрел на часы: шел двенадцатый час ночи. Потом сбросил с себя брезентовую робу, переоделся, распрощался со сторожем и заснеженной площадью пошел к центральным воротам. В советское время здесь размещались казармы, вместо мастерской был военный гараж. Однако наступили известные времена, воинскую часть сократили, и бывшие казармы передали городу. Вместо солдат здесь теперь городок правоохранителей – районное управление внутренних дел, прокуратура и суд, а также коллегия адвокатов. И здесь же, в местном полку по охране общественного порядка, работают мои лучшие друзья – Козюлин Мишка и Петька Обухов. Мы дружим с детсадовских времен.
Когда подошла нам пора служить в армии, вдруг стало ясно, что судьба разводит нас по разным концам страны. Мы, естественно, не согласись с подобной постановкой вопроса: Мишка шел во внутренние войска, а мы с Петькой Обуховым – на границу.
Это было несправедливо. Мы явились к военному комиссару и запели про мужскую дружбу, которая идет едва не с пеленок.
Подполковник тут же решил нашу проблему. Так мы оказались во внутренних войсках – в горах, похожих на степь, потому что горы маячили лишь на горизонте. Зато мы были вместе.
И так эти горы маячили перед нами все два года, пока нас не уволили на гражданку в званиях старших сержантов. Однажды, впрочем, меня ударило в плечо, когда мы наткнулись на засаду во время зачистки какой-то деревни, и Козюлин Мишка вытащил меня из-под обстрела.
После армейской службы наши пути слегка разошлись. Мишку с Петькой потянуло в ментуру, а потом Мишка женился. Короче говоря, из нас троих теперь только я один на гражданке. Остальные двое прохлаждаются в ментуре…
Шагая утоптанной тропкой, я вырулил к зданию штаба. На высоком бетонном крыльце маячили двое в форме. По ступеням спускались еще трое. Среди них оказался Мишка Козюлин. Обухов был здесь же.
Мишка пожал мне руку. Обычно мы долго с ним разговариваем, однако на этот раз время его поджимало.
– Подбросишь? – спросил я.
– Без проблем…
Водитель сел за руль. Я скакнул следом за Мишкой, и машина двинулась в сторону улицы Жуковского. Благодаря подобной оказии я рассчитывал быстро добраться до дома. Мне уже чудился стакан кефира и постель, однако водитель проскочил перекресток. Подобный расклад, естественно, не входил в мои планы. Козюлин угадал мое настроение, и пояснил, что на обратном пути меня подкинут прямо до дома.
Голос у Мишки звучал уверенно. Остальные молчали.
Мы остановились возле кафе «Трактир у Дороги». Это была обычная забегаловка с ресторанными ценами. Питейное заведение работало сутками напролет, обслуживая проезжий люд, баб-одиночек, шпану без царя в голове и прочих озабоченных. Окна в трактире светились ярко. На площадке у входа стояли машины разных марок, включая чей-то темный внедорожник.
Мы выбрались наружу и двинули к заведению. Я тащился позади всех, ни о чем не думая. Я просто устал и хотел спать.
Внутри оказалось накурено. Шашлычный запах перемешался здесь с запахом водки, вина, прелых тел и дезодоранта.
Какой-то «кабан» спортивной наружности бултыхался в дальнем углу за столом, разевая глотку. На вид ему было за тридцать, и я теперь каялся, что подсел к Мишке в машину, ибо шел бы теперь домой, вдыхая спокойный ночной воздух. Если о чем и надо было мне думать, так это о защите дипломной работы. Мне уже чудилась адвокатская практика. Другие виды юридической деятельности, казалось, были созданы не для меня: остальное было слишком знакомо и осязаемо. Армейские будни до сих пор наплывали кошмаром, так что становилось не по себе.
Козюлин смотрел в сторону Кабана. Лицо напряглось и застыло. Казалось, Мишка готов был прыгнуть ему навстречу и тут же сцепиться.
Кабан бойко жестикулировал. Потом замолчал и посмотрел в нашу сторону. Овальное лицо, внушительный нос. Подобные носы бывают у спортсменов и горных жителей.
Через зал к нам торопился невысокий гражданин с дугообразными бровями и в черном костюме. Из нагрудного кармана у него торчал краешек носового платка. Вероятно, это был местный распорядитель.
– Моя фамилия Карапетян, – представился он. – Полюбуйтесь на него! Знать ничего не хочет, понимаешь… Пристает ко всем. – Карапетян перешел на шепот. – Говорят, это местный авторитет… Уберите его отсюда. Он же орет, понимаешь.
– Пишите заявление, – решил Мишка.
Карапетян моментально расстроился. На секунду он замолчал, сморщил лицо, потом стал верещать по-птичьи, без перерыва:
– Какое заявление, понимаешь! Слющай… При чем здесь эта бумажка?! Завтра начальник придет и напишет. Хоть десять бумажек напишет тебе!.. Обязательно…
– Мне нужно одну, – хмурился Мишка.
Трактирная клиентура, расправив уши, с любопытством наблюдала за развитием событий, предвкушая бесплатный спектакль. В углу тем временем обозначилось буйное шевеление: Кабан дернулся кверху и пошел в нашу сторону, задевая столы. Гремела посуда, звенели вилки.
– Вам не меня ли?! – громко спрашивал он. – Вот он я весь! А ты, армянская душа, пока отдыхай!
Он раскинул руки, очередная стекляшка сорвалась на пол. Народ лихорадочно улыбался, блестя глазами в нашу сторону. Я инстинктивно поджался.
– Не надо меня держать! – Кабан отмахнулся от чьей-то ладони и встал рядом с нами.
В нем оказалось за метр девяносто, поскольку при моих ста восьмидесяти я смотрел на него снизу вверх. Кабанье копыто поднялось и уперлось Мишке в грудь – туда, где билось беспокойное сердце. Затем копыто стало напирать, сотрясая Мишку, словно боксерскую грушу. Кабан напрашивался на неприятности.
Мишка стоял изваянием, и это меня удивляло.
– Копыта убери, – отчетливо произнес один из ментов.
– Не понял! А ну повтори! – кашлянул Кабан, не оборачиваясь в сторону голоса. – Я хочу слышать!..
Он дурашливо сжался, подставляя ухо к Мишкиному лицу.
– Перестань, здесь не цирк, – произнес Михаил, убирая с груди чужой кулак. – В чем дело?
– Дело? – Кабан вращал белками глаз. – А вот оно – дело!
Кабан обернулся к Карапетяну, положил на его покатые низкие плечи обе ладони и с силой швырнул от себя.
Распорядитель опрокинулся к двери, махая всеми конечностями. Кабан двинулся следом, и тут же у него на руках повисли двое в форме. А тот словно этого и ждал. Тараща глаза, он стряхнул с себя сержантов, а молоденького стажера, парня в штатском, опрокинул тычком ладони в лоб.
