Ефремов Иван Степанович сидел за столом на кухне и смотрел на улицу. Дождь снова лил как из ведра, стараясь, как видно, смыть всю грязь, что накопилась за эти два дня. До этого стояла жара. Тогда и загремел Олег за решетку. Так круто залететь мог только он, потому что упёртый, несговорчивый. Другие теперь поступают иначе.
– И ты опять промолчал? Что ты за личность такая, Ефремов?! – ворчала супруга. – Неужели так трудно? Работал ведь тоже у них… Они же ведь тоже люди.
У Степаныча голова шла кругом. Недавно к Олегу подъехали трое и давай обрабатывать: типа, без них ему будет не обойтись. Короче, с услугами. Но сын отказался, не нужна ему никакая охрана. Да и денег нет, что запросили…
– Так и будешь сидеть?! – доставала жена. – Делать ведь что-то надо!
– Не мешай. Я думаю…
Супруга поднялась из-за стола, вышла в зал. У нее работа неожиданно там появилась – вещи перекладывать с места на место.
– Надумал?!
Она вернулась на кухню.
– Адвокат зелёными просит, – не выдержал Степаныч. – Штук пять, говорит, на первое время… А всего, с учётом судебного разбирательства, пятнарик как раз будет…
Жена выкатила глаза.
– Ты не ослышалась. Иначе, говорит, по вашему делу работать не буду…
– Что у них там за ставки, ей богу…
– Опомнилась! С луны прилетела!
– Где взять…
– Вот я и думаю…
Ефремов не имел таких денег никогда. Ему не приходилось их видеть даже в чужих руках. У Олега денег тоже нет – фирмочка так себе. Едва налоги успевал платить. Квартиру если продать, хрущевку, и то не соберёшь.
– Придется снова пойти, на поклон, – решил Степаныч. – Дождь кончится – пойду. Николай Николаевич должен помочь… Ученик всё же мой… Ещё курсантом…
– Сразу надо было к нему!
Серафима Семеновна присела к столику и стала учить супруга. Так, мол, и так. Работал тоже у вас. Следователем…
– Старшим, – уточнил Степаныч.
– Ну, ты знаешь, как там сказать.
Степаныч, впрочем, не строил иллюзий. Следователь перед этим говорить с ним не захотел, так что надеяться оставалось только на адвоката. А тот вёл странную линию, назвав фантастическую сумму, которая, как он прямо сказал, уйдёт практически следователю. Но это же вымогательство чистой воды!
– Помнишь, – говорила жена, – тебе цыган деньги кинул на стол и убежал? А ты бежал за ним по коридору.
– Не догнал…
– Потом на церковь пожертвовал. И даже квитанцию принес…
– Цыган скупой попался. Кинул бы больше – может, не стал бы жертвовать…
– Ещё кому не скажи!
– Одного боюсь, – соображал Степаныч. – Упрутся… И будут гнуть прежнюю линию.
– Смотри сам…
– Здрасте! – опешил Степаныч. – Опять виноват буду…
– Собирайся. Зонтик возьми и ступай. И без Олега не возвращайся.
Степаныч сплюнул: еще не поймали, но уже ощипали…
– Всё равно денег нет! – подгоняла Сима. – С богом!
И Степаныч, взяв зонт, покинул квартиру. Не может такого быть, чтобы сын наркотой занимался – у него и дум таких не было. Поговорить надо с ним: по глазам оно видно будет – виноват или нет.
Районное управление помещалось в бывших стройбатовских казармах. Ефремов сел в троллейбус, доехал до нужной остановки, дальше пошел пешком. По пути Степаныч пытался набраться смелости. Сейчас он придет к Николаю Николаевичу и спросит – как в полковниках ходится, не жмут ли погоны? Степаныч когда-то учил его готовить процессуальные документы, когда тот отрабатывал положенные дни во время практики…
Степаныч поднялся на третий этаж, подошел к двери. Мимо сновали незнакомые люди, а он всё стоял. Потом толкнул дверь и вошёл в приемную. За столом сидела хмурая дама.
– Мне насчёт сына. Дело в том, что его неправильно задержали…
Ему не дали договорить. Занят начальник!
– Но мне надо…
– Запишитесь на приём! Или к Винокурову, заместителю по следствию! Начальник не может принять всё население.
– Но мне нужно именно к нему! – торопился Степаныч. – У него заседание?
– Нет…
– Тогда я зайду…
– Нет, вы не зайдете!
Степаныч дернул дверь и скользнул внутрь. Дама пищала у него за спиной, цепляясь за локти.
– Здравия желаю, Николай Николаевич! А ведь к вам не прорваться!
Прахов оторвал взгляд от стола, затем поднялся и пошёл навстречу:
– Какими судьбами?
– Сынок… Думаю, арестуют…
– Присаживайся, Степаныч. Сейчас разведаем.
Прахов вернулся к столу, нажал на клавишу и поднял телефонную трубку.
– Кто у тебя по делу Ефремова закреплен? – спросил он кого-то. – Неужели всё так серьезно, что надо тащить за решетку? – Он покачивал головой. – Отец тут его подошел, из нашей системы тоже… Про овец и волков это ты правильно заметил… И овцы целы, и волки сыты… Иногда так бывает…
Ефремов был на седьмом небе. Давно надо было подъехать, так все теперь делают. Один он стеснялся всю жизнь… Зато честен. Почти что беспорочен. Кому она нужна, прости господи, честность!
Он поблагодарил начальника и вышел из кабинета. Радость его была безмерна. Сейчас он увидит сына – как раз его доставили из ИВС для проведения следственных действий. А может, и не увозили его никуда, оставив на ночь в местном обезьяннике…
Поднявшись этажом выше, он подошел к кабинету Бнатова и постучал в дверь. Однако ему никто не ответил. Он толкнул дверь, прошел тамбуром внутрь, открыл вторую дверь: за столом сидел Бнатов, перед ним в наручниках стоял Олег.
– Можно к вам? – Степаныч шагнул к столу, не дожидаясь ответа. Слишком медлителен этот Бнатов.
Следователь, как и в прошлый раз, смотрел исподлобья.
– Я от Николая Николаевича, – сказал Степаныч, чувствуя сухость в горле.
– Слушаю вас.
Бнатов смотрел холодно и с презрением. Впрочем, было еще что-то во взгляде.
– Неужели всё так серьезно, что надо держать? – торопился Степаныч. – Ведь он предприниматель. Ему дорога каждая минута. – И к сыну: – Скажи, Олег! Это правда? Смотри мне в глаза! Это правда, о чем мне сейчас рассказали?!
Олег ничего не ответил. Лишь покрутил пальцем у виска, подняв кверху обе руки в наручниках.
– Скажи мне хоть слово!
На столе у следователя прозвенел телефон.
– Слушаю, Бнатов. Хорошо, пусть поговорят…
Вероятно, Бнатову звонил сам Николай Николаевич. И вот он результат: покатилась тележка.
Следователь опустил трубку:
– У вас одна минута. По делу ни слова.
Степаныч бросился к сыну, обнял. Ему и надо всего – в глаза посмотреть. Отцовское чутьё не обманешь.
Олег не врал. Дело сфабриковано. Это же очевидно.
– Ты признал себя виновным? – спросил Степаныч о главном.
Следователь подскочил, словно ужаленный:
– Разговор закончен! Вас предупреждали!
– Не признавай вину! – напутствовал отец.
В него тут же вцепились следователь и какой-то помощник, взявшийся ниоткуда, и стали выдавливать из кабинета.
– В суде будет поздно! – кричал Степаныч, пятясь к двери.
У косяков его с силой толкнули, и он выпал из кабинета под ноги какой-то старухе. Он вскочил, бросился назад, но дверь оказалась на запоре. Степаныч упорно стучал – ему не открывали.
