Агент Векшин каждый день читал теперь Книгу.
«…Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно…»
Закончив читать, агент посмотрел в окно, удивляясь собственной жизни. Раньше у него всё было проще, пока не стал он вдруг пешкой в чужих руках.
Петенька Векшин собрался тогда в кино и стоял в очереди за билетом. Возле кассы возникло вдруг непонятное шевеление. В ту же секунду руки у него метнулись назад и кверху. В суставах ломило, на запястьях хрустели наручники.
– Оперативное задержание! – гремел чей-то голос. – Всем оставаться на местах!
Народ прижал уши.
– У всех кошельки на месте?!
– У меня нет, – отозвался мужской голос.
Люди в штатском вывернули у Векшина карманы и тут же обнаружили чужой кошелек. Он был явно подброшен. Пётр был удивлен происшедшим, пытался протестовать. На него не обращали внимания, посадили в задний отсек машины и привезли в РУВД – там и началось настоящее следствие.
Cледователь Печкин, мужик лет за сорок, спрашивал торопливо, словно за ним гнались. Векшин разводил руками – откуда ему было знать, как к нему попал кошелек. Скорее всего, подкинули.
Пригласили понятых. В их присутствии Печкин осмотрел кошелек снаружи и сделал запись в протоколе. Потом открыл его, а в нем ни денег, ни старых билетов, ни квитанций каких-нибудь. Стерильная чистота в кошельке!
– Замечательно! – воскликнул следователь. – Просто восхитительно! Где отсюда деньги?
– Я их в руке держал, – отвечал пожилой гражданин, – а кошелек в карман положил. Может, я его обронил случайно…
– И вы готовы подтвердить это при допросе?
– Я вообще хотел его выбросить – он же старый.
– Выходит, вы не в претензии?
– Абсолютно…
Гражданин не нуждался в расследовании. Для него это было почти как потоп.
– Вот и ладненько, – улыбнулся Печкин, помня о главном в подобных делах: карманник не оставил бы при себе чужой кошелек – это равносильно приговору. Так что надо отказать в возбуждении уголовного дела. Выходит, ребята из карманной группы решили «срубить палку». Подкинули кошелек человеку и теперь улыбаются в ожидании премиальных…
Печкин заставил понятых расписаться в бумагах и отпустил. Осталось опросить задержанного. Но тут прозвонил телефон, и пришлось следователю отложить опрос, поскольку находился на суточном дежурстве и требовался в другом месте. И так до самого утра.
Векшина отвели в камеру для задержанных, а через полчаса его вновь забрали оттуда какие-то двое сотрудников в штатском. Удерживая под локоть, они опустились с ним в подвал, завели в кабинет без таблички.
За столом сидел гражданин лет тридцати. Лицо темное, усталое, продолговатое. Походит на цыгана. Еще двое сидели у стен. В подвальном помещении воздух стоял спертый, тяжелый.
– Присаживайтесь… – сказал темнолицый.
Петр сел на стул, огляделся. В углу сейф. Справа большой опечатанный шкаф. На стенах рожи: «Их разыскивает милиция».
– Фамилия? Где работаешь?
Векшин отвечал. Затем спохватился:
– А где следователь?
– На вызове. Расскажи нам, как дело было…
– Мне загнули руки, надели наручники, – объяснял Векшин, – вывернули карманы, а там оказался чужой кошелек. Пустой, между прочим…
– Мы это знаем! – сказали ему с серьезным видом. – Ты лучше скажи, куда деньги засунул?
– Так пусто же было!
Сотрудники словно бы спохватились. Действительно, пусто.
– И мужик подтверждает! – напомнил Векшин. – Подкинули!
– Не ори, – тихо сказал темнолицый.
– Как вас зовут? – впился в него глазами Векшин.
– Григорий Олегович. А фамилия моя слишком известная.
– И все же?
– Подшивалов.
Они смотрели друг другу в глаза. Прямой и дерзкий взгляд – это всегда вызов, и Векшин отвернулся. Ему бы домой вернуться и никого больше не видеть.
– Хочу заметить, – продолжил Григорий Олегович, – что сумма похищенного значения не имеет…
– В каком смысле? – не понял Векшин.
– Будь хоть копейка или вообще ничего, потому что всё зависит от умысла. Хотел стащить миллион – значит, чистое покушение на миллион.
– Кошелек-то пустой!
– Допустим, ты его подобрал… – с холодом в голосе произнес Подшивалов.
– Ничего я не подбирал…
– Тогда безвыходное положение. Чистое покушение… на миллион.
Оперативники оживились. По виду – сущие праведники. Хотят помочь человеку, но не в силах, так что сидеть придется Векшину.
– Сколько там дают-то? – Подшивалов придвинул к себе толстую книгу в коричневом переплете и раскрыл на нужной странице.
– От пяти до десяти лет, если по третьей части, – прочитал он из книги. – Плюс конфискация имущества…
– При наличии организованной группы, – подсказал другой.
– Совершенно верно, – согласился Подшивалов и снова спросил: – Один ты был?
– Один, – ответил Векшин, понимая, что оговаривает себя.
– Вот видишь, добровольное признание смягчает вину.
– Но я действительно был один. Кино хотел посмотреть.
Подшивалов достал из сейфа материал, собранный следователем, и стал молча читать.
– К сожалению, ничем не могу помочь. Тут так написано… Просто ужас какой-то.
Векшин не верил собственным ушам. Сходил, называется, в кино.
– Попробую уговорить следователя, – продолжил Подшивалов. – Если ты согласишься помочь нам в одном деле…
Векшин ничего пока что не мог понять. Впрочем, если надо, то помочь всегда можно.
– Только не строй из себя обиженного, – сказал Подшивалов. – Хорошо?
Петр вынужденно мотнул головой.
– За нами сидит тут один, – продолжил Григорий Олегович. – Третьи сутки бьемся…
– В смысле? – не понял Пётр.
– Не чирикает, – подал голос другой сотрудник.
Подшивалов пристально посмотрел в его сторону, затем продолжил все так же спокойно:
– Он прибрал к рукам чужую зарплату… Возможно, работал вместе с бухгалтером. Надо вернуть людям деньги, но мы не можем этого сделать.
– Почему?
Оперативники оживились.
– Дело в том, что наш человек, который нам помогал, уехал из города, – говорил Подшивалов. – Другой слишком известен… Остальным нельзя доверять. Короче, в запарке мы, а народ при этом страдает.
– И вы хотите…
– Вернешься в камеру, расскажешь свою историю – как тебя менты в очереди взяли. Старайся быть правдивым и ненавязчивым. Будут спрашивать – отвечай. Сам в душу не лезь. Сидеть придется дня три.
Векшин чуть не упал со стула. Трое суток! В одной камере с негодяем!
– Мы заплатим, – пояснили ему. – И справку дадим… Находился на лечении в областной больнице.
– У меня мать дома одна…
– Ей сообщат. С этого момента ты станешь нашим человеком.
– А если меня расколют?
– А ты постарайся. Возможно, он решится на побег либо ещё на что-то. Пойми ты – у него денег целый мешок. Месячная зарплата…
– Ты нужен нам, – говорили остальные. – Без тебя нам кранты…
