Граница Украины и непризнанного государства Приднестровье
Ночь на 27 августа 2016 года
Будущее не предопределено. Нет судьбы, кроме той, которую мы творим…
Так сказала Сара Коннор в ставшем уже легендарном «Терминаторе». Точнее – «Терминаторе-2». Если бы все происходило так, как описано в этом фильме, мы бы уже были мертвы. Сгорели бы в атомном огне нового Апокалипсиса.
Но пока что мы живы. Пока.
Я бы немного перефразировал Сару Коннор – наше будущее предопределено нашим прошлым. Мы все в ответе за то, что мы творим…
– Обидно…
– Что?
– Обидно, говорю…
Я прислушался. Они были совсем рядом…
– Здесь никого немае!
– Вони десь тут! Шукайте по всей нейтралке!
– Что – обидно?
Игорь, украинский полицейский офицер, с которым мы вместе попали в мясорубку и сейчас вместе пытались попасть в Приднестровье, плюнул перед собой.
– Развели как… лоха. Ведь видел, что ничего доброго не будет… видел. А все равно – поверил…
– Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть, – шепотом ответил я.
Вместо ответа Игорь вдруг встал в полный рост, поднял над головой автомат и пошел к дороге.
– Куда?! – почти крикнул беззвучно я, но Игорь меня уже не слышал. Он сделал свой выбор – мертвый лев лучше живого пса. Каждый делает свой выбор сам…
Несколькими месяцами ранее
Стокгольм, Швеция
10 марта 2016 года
Опять холода.
Зима на года,
И ангелы к югу летят.
Нам завтра в полет.
Тебе на восход,
А мне, по всему, —
на закат…
А. Макаревич
Стокгольм, Швеция. Знакомые кривые улицы и знакомая брусчатка. Знакомые паромы в порту и знакомые холмы. Знакомая буржуазная размеренность бытия…
Я допил чашку кофе (пятую за день) и посмотрел на часы. Шестнадцать ноль-ноль…
Время ехать домой. Я открываю лавочку в девять ноль-ноль по местному и закрываю в шестнадцать ноль-ноль. Почему так? Потому что так работает здание, в котором я снимаю офисное помещение. А здание так работает, потому что так работают профсоюзы[1].
Сложил ноутбук, сунул в сумку на плече. Отключил кондиционер. Ничего не забыл? Если нет, то можно идти.
Перед тем как уходить, я вывел маркером на белой доске справа от двери большую букву «О». Или цифру «0». Это – количество клиентов у меня. Цифра – не меняется уже довольно долго, даже слишком долго.
Внизу – универсал «Вольво», семилетний, типично бюргерский – приветливо мигает фарами, снимаясь с сигнализации.
Это мой curriculum vitae. В дословном переводе – сумма жизни. В плюсе – семилетний «Вольво», этот офис и квартира, довольно приличная, за которую я не плачу ни кроны. Плюс – наладившаяся личная жизнь. В минусе – все более невыносимая легкость бытия в Швеции, стране, которая для многих стала чем-то вроде града на холме…
Я – российский разведчик. Разведчик с неопределенным статусом. Если раньше во всех странах мира работали советские, а потом и российские нелегалы под прикрытием, то сейчас эта программа в основном свернута. Стоит ли рисковать судьбами десятков людей, если один подонок типа Потеева[2] способен разом все перечеркнуть. И что такого может узнать нелегал, чего либо нет в Интернете, либо нельзя узнать путем спутникового шпионажа?
Да практически ничего.
В поисках новых методов и форм работы за рубежом в Скандинавию заслали меня. Мне уже за сорок, есть опыт участия в боевых действиях. Переехал в Скандинавию я открыто – сначала получил вид на жительство в одной из прибалтийских стран в обмен на инвестиции – сейчас это происходит часто, паспорт с Шенгеном в обмен на инвестиции в экономику страны. Уже из Прибалтики я перебрался сюда, в Швецию, выучил язык и получил «позитив», то есть вид на жительство. Тоже пришлось немного заплатить. Если бы кто-то начал копаться в моем прошлом в России, то обнаружил бы там два уголовных дела, сейчас закрытых. Это может объяснить, почему я решил покинуть родину.
Мое главное отличие от классического агента-нелегала – это то, что я способен не только наблюдать, но и действовать. У меня даже есть легальный статус частного детектива с регистрацией в полиции. Ценность агента-нелегала, который просто отслеживает ситуацию и передает информацию, после появления Интернета резко упала. Сейчас информация идет такими потоками, что не надо больше встречаться в темных аллеях, достаточно просто зайти в интернет-бар и отправить кому-нибудь сообщение, зашифрованное в фотографию методом стеганографии[3]. Или просто форумы почитать.
А вот агент, который находится в той или иной стране и способен предпринять какие-то силовые действия, – это то, что нужно. Как в случае с захватом нашего судна, нелегально доставлявшего в Сирию большое количество военного снаряжения. Его захватил брат Хабиба Фараха Ахмеда, того еще ублюдка, вышедшего из пиратского бизнеса сукина сына, перебравшегося в Швецию на халявные хлеба. Как потом оказалось, судно он захватил по сговору с американцами, чтобы таким образом пресечь наши поставки военного снаряжения в Сирию. Мы – я и несколько спешно посланных морских пехотинцев – схватили Хабиба Фараха Ахмеда прямо на улице Стокгольма, вывезли на один из островов и потребовали у него позвонить своему братцу и сказать, чтобы тот убирался на хрен с захваченного судна. Брат, кстати, так и сделал – вот только американцы в тот день были настроены решительно и не хотели допустить нашей победы любой ценой.
В итоге корабль взорвался, а я – провернул ответную операцию, после чего пришлось скрываться от мести американцев в самой Сирии. Меня нашла – вы не поверите – агент СЕПО, шведской разведслужбы, журналистка по имени Абаль и попросила найти ее подругу (близкую подругу), шведскую журналистку чеченского происхождения по имени Сана Ахмад. Как оказалось, ее отправили в Косово с тем, чтобы разнюхать, что происходит, – но американцы, которые в тот момент готовили в Косове серьезную спецоперацию, убрали ее руками албанских бандитов. И мы, прибыв на место, обнаружили труп Саны Ахмад в яме вместе с еще тремя десятками трупов. Спасти ее мы не смогли, но смогли серьезно отомстить, убрав одного американца и завербовав другого. Кроме того, как оказалось, в шведской СЕПО на самом верху сидит человек, который сильно разочаровался во всем и потерял веру. Именно благодаря ему я снова оказался в Швеции и до сих пор не арестован.
Еще у меня появилась женщина. Та самая Абаль, журналистка и по совместительству агент шведской спецслужбы. Вообще-то она сама себя считает лесбиянкой и до встречи со мной жила с Саной Ахмад, они даже хотели вступить в гражданское партнерство, то есть заключить однополый брак. Но теперь она живет со мной в нормальном, пусть и гражданском браке. Как сказал по этому поводу мой куратор и сослуживец Жека, в миру Слон, нет никаких лесбиянок, а есть женщины, которые не встретили достойного мужчину. Но это говорит его заскорузлая гомофобия, а я-то знаю, как все на самом деле. На самом деле все сложнее. И страшнее. Швеция действительно дошла до того, что однополые отношения в людском сознании приравнены к нормальным, и поколение Абаль (а она мне почти в дочери годится) запросто переходит из нормальных отношений в однополые и обратно. Есть немало людей, которые вдруг в тридцать, в сорок, в пятьдесят лет понимают, что они «не такие, как все», расторгают нормальный брак и находят себя в браке гомосексуальном, этому даже посвящена детская песенка «Два папы». Спросите, а откуда дети? А ниоткуда! Детей делают такие вот подонки, как Хабиб Фарах Ахмед – у него было несколько жен, с которыми он состоял в никяхе, то есть исламском незарегистрированном браке, делал им детей. А каждая его жена встала на учет как нуждающаяся многодетная мать-одиночка и получала пособие, с каждым новым ребенком – все большее. Все мусульмане, которым повезло получить «позитив», то есть вид на жительство, так делают. Потому самое популярное в Швеции имя для новорожденного – Мухаммед, а в городах есть кварталы, в которые не суется полиция и которые давно живут по законам шариата. Немало шведов – в том числе и нормальных шведов – принимают радикальный ислам и отправляются в Сирию воевать за ИГ. Есть даже такая разновидность ислама сейчас – ислам викингов
