Татьяна Алюшина - Один день из жизни Танечки

Один день из жизни Танечки
Название: Один день из жизни Танечки
Автор:
Жанры: Легкая проза | Современная русская литература | Биографии и мемуары
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2016
О чем книга "Один день из жизни Танечки"

«Родилась я в курортном городе, похожем на редкую жемчужину. Он раскинулся на трех величественно огромных холмах, спускающихся с высоты горного плато к самому морю, что и определило его непростую и интересную архитектуру – перепады высот, сплошные опорно-подпорные каменные стены и здания, замысловато вписанные в этот ландшафт. Крыши двухэтажных зданий порой равнялись с проходящей выше них дорогой.

Дом, в который меня принесли из роддома и где прошли первые семь лет моей жизни, так и вовсе был причудливо замысловат, даже с перебором…»

Бесплатно читать онлайн Один день из жизни Танечки


Родилась я в курортном городе, похожем на редкую жемчужину. Он раскинулся на трех величественно огромных холмах, спускающихся с высоты горного плато к самому морю, что и определило его непростую и интересную архитектуру – перепады высот, сплошные опорно-подпорные каменные стены и здания, замысловато вписанные в этот ландшафт. Крыши двухэтажных зданий порой равнялись с проходящей выше них дорогой.

Дом, в который меня принесли из роддома и где прошли первые семь лет моей жизни, так и вовсе был причудливо замысловат, даже с перебором.

Располагался он рядом с центральной дорогой, проходящей через весь город. Ну, как рядом – то есть совсем рядом: вот дорога, впритык к ней тротуар метра два, а прямо от него десять каменных ступенек с хлипкими железными перильцами вели на небольшую асфальтированную площадочку, метров пятидесяти квадратных. Если, поднявшись по ступенькам, стоять спиной к дороге, то справа находилось нечто вроде узкого газона, на котором росли деревья и кусты, за ним, метров через пять или шесть, начинался кованый полукруглый заборчик с каменными тумбами и остатками декоративных вазонов в греческом стиле с фиолетовыми петушками и какими-то еще цветочками. А слева, в неком подобии полуовального алькова, спрятавшись в зелени, стояла большая деревянная скамейка с чугунными ножками и гнутой спинкой.

Ну а прямо – вот оно, собственно, и само здание. Вернее третий его этаж (второй и первый этажи находились ниже уровня дороги и с нее не просматривались).

Большой старинный дом, возведенный еще задолго до намека на революцию семнадцатого года, то есть еще в позапрошлом, девятнадцатом веке, принадлежал некоему купцу и выполнял функцию доходного дома, а потому был разделен на множество отдельных комнат, которые сдавались жильцам в длительную аренду.

Итак, поднявшись на две ступеньки от описанной уже площадки, вы попадали на широкий деревянный настил, являвшийся одновременно мостиком, под которым находился вход на второй этаж. А пройдя мостик, оказывались в большом деревянном застекленном эркере под крышей, нечто вроде пристроенной веранды с длинной скамейкой у стены. Эркер раньше служил чем-то вроде удобной общей прихожей с калошницей и держателями для зонтиков, но теперь в простоте коммунального советского жилья уже не нес особой функциональной нагрузки. Из него можно было пройти в само помещение. Из пристроек на здании имелась еще огромная длинная и тоже застекленная веранда на третьем этаже позади здания и небольшой балкончик с левого торца.

Наш. В том смысле, что комната, в которой проживала наша семья, как раз и имела в виде дополнения этот балкончик. И поверьте, много чего случалось на том балкончике эпохального в нашей жизни, особенно для нас с сестрой.

Дом был коммунальным, но года четыре назад всех жильцов из него расселили, а само здание собрались сносить, чтобы на его месте выстроить высотку. И очень жаль, потому что это поистине уникальный памятник архитектуры.

Но вернемся к рассказу. Имелся у дома и двор.

Не просто двор, а Двор с большой буквы, в который надо было еще попасть! Для чего от ступенек следовало повернуть налево, пройти пару шагов, и тут начинался довольно крутой асфальтированный спуск между двумя домами, ведущий в тот самый двор и к входам на второй и первый этажи.

И вот Он!

Большущий, загадочный, словно включающий в себя целый таинственный мир! С круглым фонтаном, разумеется, давно раздолбанным всеми войнами и революциями, чаша которого была засыпана землей! Со старыми деревьями и остатками некогда величественной аллеи, с разросшимися кустами сирени и жимолости, кипарисами и огромными, сказочно пахнущими по весне каштанами, с тайными местами в зарослях, со сливами и вишнями, не успевающими вызреть из-за набегов детворы, и главное – с огромными, неисчерпаемыми возможностями для детских исследований.

С левой стороны расположились ряды сараев нашего дома, с правой, в глубине двора, ряды сараев дома соседнего. Их было много, по числу комнат, и в каждом имелась довольно глубокая яма для угля. Ибо все меняется в жизни, а уголь, как выясняется, вечен. Центрального отопления у нас не было, зато, как и два века назад, в каждой из комнат дома имелась печь.

Вот в этот самый дом, в шестнадцатиметровую комнату с эксклюзивным балкончиком, родители и принесли меня из роддома.

Надо сказать, что с первых же часов моего рождения мама поняла, что с этим ребенком она натерпится и хлебнет ой-ёй-ёй! Что я и не замедлила продемонстрировать.

Для начала состояние туго спеленутого кулька, в котором принято было во времена моего младенчества держать всех новорожденных, меня лично не устраивало категорически. Я кряхтела, пыхтела, извивалась и краснела от натуги, но минут через пять после пеленания уже умудрялась каким-то непостижимым образом высвободить ручки, а за ними и ножки. Что только родители не предпринимали первое время – и запеленывали с особой тщательностью, и завязывали поверх бантами, а потом и скрученными в жгут пеленками – бесполезняк! Ну, завязали – и что? Теперь дите тратило на освобождение не пять минут, а десять, краснея от усердия и натуги еще пуще прежнего, и все дела!

Участковый детский врач и приходящая на осмотр младенца перинатальная медсестра в один голос строго требовали: ребенок должен быть плотно запеленутым! Так положено, и все! Это основное правило педиатрии!

«Ага!» – согласилась с ними мама, мысленно послав всю медицину куда подальше: спокойно смотреть на то, как ее ребенок мучается, выбираясь из этих смирительных оков, она не собиралась. Хочешь свободы, доченька, – на!

И ребенок таки взял столько, сколько мог, – то есть полной ложкой и еще немного! И теперь главной задачей всей семьи стала одна забота: ни на мгновение не оставлять свободолюбивого младенца без присмотра! Новое состояние мне нравилось необычайно, и дитя принялось активно изучать мир под девизом «Ни секунды покоя!» – вертелось, крутилось, ползало, перекатывалось – и все с улыбкой и в полное свое удовольствие.

Вот с этого все мучения моей семьи и начались.

Я была вечно взрывающимся тротилом, хаосом, несущимся потоком и землетрясением одновременно! Мне невероятно, до не знаю чего сильно-сильно, аж вот так! – было интересно все вокруг и обязательно надо было везде залезть, встрять, все разузнать, успеть в тридцать три места одновременно, всюду сунуть свой нос, поучаствовать, проверить экспериментально на себе методом шишек и травм, придумать интересные игры и аферы, вовлечь в них кучу народу и носиться на этой своей свободе бесконечно!

Семья стонала! Больше всего от моей активности доставалось, разумеется, маме, но и старшей сестрице Светлане пришлось немало нахлебаться от моей кипучей неугомонности. Ей со мной вообще не очень повезло: когда мы отправлялись гулять во двор, ее заставляли присматривать «за младшей», строго-настрого приказывая не выпускать меня из поля зрения ни на минуту, и доставалось ей по первое число, если я умудрялась вляпаться в приключения, а она не успевала остановить. А вляпывалась я, надо заметить, с завидной регулярностью, и остановить меня или уследить за мной было невозможно, как невозможно остановить стихийное бедствие.


С этой книгой читают
Они познакомились в детстве – и встретились снова лишь через много лет. Вспыхнувшее чувство оказалось настолько невероятным, что кажется чудом и Клавдии, и Матвею. Казалось бы, препятствий для их любви нет. Зато есть сложные жизненные ситуации, несовпадающие графики работы, ответственность за близких… И страшный пророческий сон, приснившийся Клавдии. Поверит ли Матвей в ее предвидение? Сможет ли понять и принять ее проблемы? Но ведь если люди дей
Роман Татьяны Алюшиной – книга о том, что не стоит терять оптимизм ни в какой ситуации. В семье Полины Мирской произошла страшная трагедия: ее невестку похитил террорист. А дальше беды покатились одна за другой: болезнь брата, увольнение, предательство жениха… Но Полина, всего в жизни добившаяся сама и окруженная любовью семьи, оказалась способна на настоящие подвиги. Она сумеет защитить своих близких. Она сделает правильный выбор и не испугается
Иногда спасение соседского кота может привести к счастливому устройству личной жизни. Именно благодаря этому случаю Аглая Зорина, девушка с потрясающей силой духа и необычной профессией, попадает в детективную историю и встречает мужчину своей мечты. Изюминка книги в том, что кот возвращает своей спасительнице долг жизни.
Саша возвращалась домой, когда дорогу ее машине перегородил здоровенный джип, из которого вышли двое вооруженных громил. Случайное ограбление? Ничуть не бывало! Налицо оказались все признаки серьезных неприятностей. К счастью, нашелся и человек, готовый помочь в решении возникших проблем. Вот только кто объявил охоту на Сашу и чего он, собственно, хочет?..
Светлана, утонувшая в мире собственных иллюзий, готовится к празднованию годовщины свадьбы. Но подмерзшие тени злобного прошлого оживают в форме мрачных откровений, а всё её счастье оказывается лишь маской глубинного безумия. Горе и беда всплывают на поверхность реальности, делая её чужой и невыносимой. Торжество оборачивается трагедией, счастье фальшивкой, а вся её успешная и богатая жизнь не больше чем самообман.В Багровой комнате, вместо празд
Каково это – быть СОБОЙ без фильтров?Проживать СВОЮ жизнь?Какая она, ТВОЯ жизнь? Какая ты истинная?Я пишу #Терапевтический_текст, читая его про себя или вслух ваше тело, ваше бессознательное завершает какие-то отжившие сценарии, закрывает программы, открывается чему-то новому.Так работают слова-ключи и состояние. Это научный метод, на нем много, что построено, о нем знали целители древности, женщины, что молились и заговаривали болезни.Я Выгружаю
История о том, как подростки собрались сыграть в дворовой футбол. Их детская игра пережила недетскую борьбу, которая принесла в их жизни необратимые последствия.
В этой книге собраны рождественские произведения О. Генри в лучших переводах на русский язык и в наиболее полном составе, включая не только широко известные новеллы, как, например, «Дары волхвов», но и редко издаваемые рождественские миниатюры «Постскриптумы». Сборник дополнен статьей Евгения Замятина об О. Генри и сведениями о переводчиках, которые обычно остаются в тени, но доносят до читателя голос автора и его рождественскую радость.
Вниманию читателя предлагается сборник анекдотов. Тонкий юмор, блестящее остроумие, забавные парадоксы, комические ситуации, курьезные случаи из жизни – все это здесь, в книге, которая способна доставить немало веселых минут каждому, кто возьмет ее в руки.Читайте, смейтесь и будьте уверены, что все это не про Вас!
Еще вчера их никто не знал. А сегодня все «деловые» областного центра побаиваются жестоких романовских отморозков из пригорода. Не считаясь ни с чем, они творят полный беспредел и пытаются взять под контроль самые прибыльные районные города. Только вот зря наехали они на влиятельного вора в законе Сергея Потапова по кличке Крестный. Он не терпит, когда кто-то переходит ему дорогу. А то, что за этой бандой стоит один из высших чиновников городской
В монографии прослеживается эволюция эпистемологических взглядов Гастона Башляра, крупнейшего французского философа науки XX в. Показан генезис его концепции, ее связь с традицией французского позитивизма. Анализируются основные темы эпистемологии Башляра (концепция приближенного познания, понятия эпистемологического препятствия и разрыва и др.), оформляющиеся как решения задач осмысления познавательной ситуации, порожденной научной революцией XX
Книга о философском потенциале творчества Пришвина, в основе которого – его дневники, создавалась по-пришвински, то есть отчасти в жанре дневника с характерной для него фрагментарной афористической прозой. Этот материал дополнен историко-философскими исследованиями темы. Автора особенно заинтересовало миропонимание Пришвина, достигшего полноты творческой силы как мыслителя. Поэтому в центре его внимания – поздние дневники Пришвина.Книга эта не об