1. Глава 1. Вероника
День рождения моего младшего брата медленно, но верно превращался в какой-то сюрреалистичный дурдом. Вроде бы ещё несколько часов назад мы с мужем сходили с трапа самолёта, обсуждая наш будущий отпуск в этом году, который собирались провести на Гавайях сразу после того, как он закончит свою кампанию по расширению фирмы. Там в последнее время всё шло как-то не особенно гладко, из-за чего Миша часто злился, мог вспылить на ровном месте, но каждый раз красиво извинялся, обещая впредь не повышать на меня голос из-за того, что на него работают одни идиоты... Я никогда на него не обижалась: если искренне кого-то любишь, быстро учишься закрывать глаза на многое, даже на собственное благополучие, так как счастье любимого становится задачей первостепенной важности.
Но сегодня он перешёл все границы, а я так и не смогла понять, когда именно он настолько изменился, что я перестала узнавать человека, в которого когда-то влюбилась. Они с Максом никогда особенно друг с другом не ладили, с самой первой их встречи, когда я ещё только привела Мишаню знакомиться с родителями. Думать о том, что у моего братишки радар оказался лучше и сразу распознал человека с зачатками не очень хороших качеств, означало признать собственную слепоту. Это... горько. Если бы Миша высказался в мой адрес, всё, скорее всего, осталось бы, как и прежде: чуть позже он бы извинился, а я всё забыла, списав на нервное напряжение, или магнитный полюс, или Венеру в Сатурне или, Бог знает, на что ещё. Но муж начал оскорблять всю мою семью; если бы Максим, который увёл свою жену, услышал продолжение, случилась бы драка, а так Миша всего лишь отделался пощёчиной от меня и просьбой отца никогда больше не переступать порог его дома.
Похоже, до сегодняшнего дня я просто не знала его настоящего.
– Ты в порядке?
Мягкий голос мамы прорезал тишину. Это странно, но я не чувствовала почти ничего: ни обиды, ни боли – не было даже разочарования, хотя мне всегда казалось, что, прожив с кем-либо такой долгий срок, после разрыва ощущаешь как минимум сожаление. Я потратила восемь лет на этого самовлюблённого павлина, который думал только о себе, хотя и умел быть щедрым на подарки и внимание, но неужели всё это было ненастоящим? Или меня просто поощряли, как обычно поощряют собачку в цирке кусочком сахара?
– Наверное, – неуверенно ответила и кинула на маму виноватый взгляд.
Ведь они с отцом никогда Мишу ни в чём не обвиняли, мама так и вовсе его обожала, считала самой хорошей партией для меня, а теперь наверняка винила себя в том, что тоже не сумела разглядеть волка в овечьей шкуре. Точнее, не волка, а эгоистичную сволочь.
Успокоив родителей, как сумела, помогла матери прибрать со стола, а после поднялась в свою старую комнату, в которой не жила с тех пор, как вышла замуж. Только здесь, остановившись в самом центре, вдруг задумалась: а что же дальше? Когда-то давно я окончила университет, получив экономическое образование; не потому, что хотела, а потому что профессия экономиста была востребованной и престижной, но по итогу не проработала и дня ни по специальности, ни в каком-либо другом направлении. С Мишей я познакомилась ещё на первом курсе, на четвёртом он мне сделал предложение, а после выпуска сразу же увёз в Америку, где жили его родители. У его отца к тому моменту уже активно развивался свой бизнес, который муж должен был в скором времени унаследовать, а мне работать он категорически запретил, сказав, что и сам в состоянии меня обеспечить. От меня требовалось лишь уметь вести себя в высшем обществе – благо я хоть английский хорошо знала, – отлично выглядеть и не выставлять его перед бизнес-партнёрами и спонсорами идиотом. По сути, у меня была жизнь, о которой мечтают миллионы девушек, но я только сейчас осознала, что в их число не входила. Чего хотелось мне самой? О чём я мечтала? Казалось, что я просто робот, который запрограммирован вести себя так, как нужно кому-то, но совершенно не понимающий, что нужно ему.
Я окинула свою комнату внимательным взглядом, заметив над письменным столом пробковую доску с прикреплёнными к ней рисунками. Ну, возможно, когда-то давно мне нравилось рисовать, я пробовала вязать крючком, вышивать крестиком и даже пыталась освоить оригами и квиллинг, но так и не успела разобраться, что же мне нравится. Посвятила всю себя мужу и поддержанию его имиджа, была удобной женой – боги, в каком розовом мире я жила?.. Я ведь тоже всё это время считала, что мне очень повезло...
Зато теперь можно было вволю поплакать над своей прожитой зря жизнью.
В таком состоянии для меня прошла неделя.
В основном я просто лежала и думала, думала, думала обо всём, чего могла бы добиться, если бы не любила мужа так слепо; обо всех упущенных возможностях и шансах реализовать себя; о том, что мне уже почти тридцать, а я практически ничего не умею, ничего не достигла, и вообще, сама себя не знаю. Я изредка спускалась вниз, чтобы лишний раз не заставлять маму волноваться своим внешним видом, аппетит совсем пропал, и я чувствовала, что начинаю терять вес. Продлилось это, конечно, не долго, я ведь никогда прежде не нуждалась в том, чтобы жалеть себя, но от природы была слишком уж доброй, доверчивой и мягкотелой, такие в жестоком мире не выживают, но я свято верила, что Миша меня от всего защитит. И он вроде как защищал, а теперь я осталась одна и представления не имела, что делать дальше. Повторно пойти учиться? На кого? Искать работу? Так я не особенно много умею, всё, что когда-то знала, давно забыла, а возиться со мной, как с ребёнком, на рабочем месте никто не станет, там и без меня ротозеев хватало.
Почему-то я раньше не задумывалась о том, насколько тяжело быть взрослой.
– Да забудь ты про своего упыря! – хмуро бросил Макс, заявившись к родителям через полторы недели после отлёта Миши. – Он мудак, каких поискать, а ты тут из-за него хернёй страдаешь!
Замахнувшись, отвесила ему подзатыльник, на что брат деланно зашипел и начал растирать ушибленную часть тела.
– Перестанешь ты когда-нибудь материться, бестолочь? – тоже возмутилась для вида и вздохнула. – Но, знаешь, сегодня я позволю тебе называть его упырём и даже спорить не стану.
Макс вскинул брови.
– Кажется, в тайге сдох медведь.
– Один поступок может перечеркнуть всё, что строилось годами – неужели тебе не говорили?
Он задумчиво почесал макушку.
– Ну, ты вроде бы однажды говорила что-то такое... Послушай, систер, я знаю, что ты своего упыря любила, хоть я и понятия не имею, за что – он же упырь, – но, может, хватит уже валяться здесь и пялить потолок? С него скоро штукатурка посыплется! Кстати, тебе никто не сказал, что покойников в гроб кладут краше, чем ты сейчас выглядишь? – Словив мой возмущённый взгляд, брат расхохотался. – Естественно, нет. Родители слишком тактичны, чтобы говорить тебе такое в лицо, но ты же знаешь, что я моралью не особенно обременён, так что...
