Julian Barnes
THE ONLY STORY
Copyright © 2018 by Julian Barnes
All rights reserved
© Е. Петрова, перевод, 2018
© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018
Издательство Иностранка®
* * *
Проницательный, ювелирными касаниями исполненный анализ того, что происходит в голове и в душе у влюбленного человека.
The Times
«Одна история» – более глубокое и эффективное исследование темы, уже затронутой Барнсом в «Предчувствии конца» (романе, за который он наконец получил Букеровскую премию)…
The Observer
Своего рода завершение условной трилогии, начатой Барнсом в книге воспоминаний «Нечего бояться» и продолженной романом «Предчувствие конца»: размышление о времени и о природе памяти, взгляд уже зрелого человека на юношескую любовь, определившую всю его жизнь…
The Guardian
Заявленная в названии «одна история» – это, разумеется, история любви. К добру или к худу, говорит Барнс, но у каждого из нас есть своя история любви, сделавшая нас теми, кто мы есть.
The Herald
Мы прекрасно понимаем, что никакой «единственной истории» в современном мире быть не может: есть только разные версии, разные перспективы, разные интерпретации, разные голоса. И перспектива тут действительно смещается, но не от персонажа к персонажу, а в зависимости от того, насколько рассказчик способен удерживать себя в центре своего рассказа: в первой части повествование ведется от первого лица, во второй части – во втором лице и в третьей – в третьем.
New Statesman
Вопросы соотнесения слов и реальности, разрыв между ощущением и описанием – вот философская проблематика, интересующая Барнса-романиста. В этом смысле он близок к Айрис Мердок, с которой его роднит безупречно английское чувство абсурдного.
Times Literary Supplement
Тонкий юмор, отменная наблюдательность, энергичный слог – вот чем Барнс давно пленил нас и продолжает пленять.
The Independent
В своем поколении писателей Барнс безусловно самый изящный стилист и самый непредсказуемый мастер всех мыслимых литературных форм.
The Scotsman
Джулиан Барнс – хамелеон британской литературы. Как только вы пытаетесь дать ему определение, он снова меняет цвет.
The New York Times
Как антрепренер, который всякий раз начинает дело с нуля, Джулиан никогда не использует снова тот же узнаваемый голос… Опять и опять он изобретает велосипед.
Джей Макинерни
Лишь Барнс умеет с таким поразительным спокойствием, не теряя головы, живописать хаос и уязвимость человеческой жизни.
The Times
По смелости и энергии Барнс не имеет себе равных среди современных британских прозаиков.
New Republic
Современная изящная британская словесность последних лет двадцати – это, конечно, во многом именно Джулиан Барнс.
Российская газета
Тонкая настройка – ключевое свойство прозы букеровского лауреата Джулиана Барнса. Барнс рассказывает о едва уловимом – в интонациях, связях, ощущениях. Он фиксирует свойства «грамматики жизни», как выразился один из его героев, на диво немногословно… В итоге и самые обыденные человеческие связи оборачиваются в его прозе симфонией.
Майя Кучерская
(Psychologies)
До начала работы я никогда не выстраиваю группу персонажей, с которыми потом неизвестно что делать. Я представляю себе некую ситуацию, невероятную дилемму, нравственный или эмоциональный тупик и только после этого задаюсь вопросами: с кем такое могло произойти, где и когда. В некотором смысле нынешнее произведение выросло из романа «Предчувствие конца», в центре которого находятся отношения – о них нам ничего не рассказывают – между юношей и немолодой женщиной. С помощью интуиции мы по крохам собираем разбросанные тут и там скудные доказательства. Здесь же, напротив, нам рассказывают все; впрочем, эта пара не имеет ничего общего с той, предыдущей.
Первой любви свойствен дополнительный моральный абсолютизм – ее попросту не с чем сравнивать. Ты еще ничего не знаешь, но вместе с тем у тебя появляется ощущение, что ты знаешь все: эти чувства могут обернуться бедствием. Вспомним Тургенева, одного из величайших прозаиков, писавших о любви. Повесть «Первая любовь» основана на его собственном юношеском опыте. Тринадцатилетним подростком он безумно увлекся девушкой лет двадцати, но сделал убийственное открытие: она – возлюбленная его отца. Пол, герой нынешнего романа, говорит, что первая любовь накладывает отпечаток на всю дальнейшую жизнь: либо как пример, либо как контрпример. Впоследствии Тургенев влюблялся еще не раз, но в итоге остановился на взаимоприемлемом ménage à trois с выдающейся певицей Полиной Виардо и ее супругом. Трудно не связать это «безопасное» решение с теми ожогами, которые оставила у него в душе первая любовь.
Джулиан Барнс
Что бы вы предпочли: любить без меры и без меры страдать или же любить умеренно и страдать умеренно? Это, на мой взгляд, кардинальный вопрос.
* * *
Быть может, кто-то возразит – и будет прав, – что вопрос так не ставится. Выбора-то не существует. Будь у нас выбор, можно было бы поразмыслить. Но выбора нет, а значит, нет и предмета для размышлений. Разве мы способны регулировать меру любви? Если да, то любовь тут ни при чем. Как именно это называется – не знаю, но точно не любовь.
* * *
У большинства из нас есть наготове только одна история. Не поймите превратно – я вовсе не утверждаю, будто в жизни каждого случается лишь одно событие. Событий происходит бесчисленное множество, о них можно сложить сколько угодно историй. Но существенна одна-единственная; в конечном счете только ее и стоит рассказывать. Здесь рассказана моя история.
* * *
Но тут возникает первая загвоздка. Если история – одна-единственная, значит человек не раз ее пересказывал, хотя бы самому себе, как происходит и здесь. Тогда вопрос: приближают эти пересказы истинную картину событий или отдаляют? С уверенностью сказать не могу. Есть такой способ это проверить: посмотреть, становится с годами рассказчик в своем изложении достойнее или ничтожнее. Нарастание ничтожности указывает, вероятно, на более высокую степень правдивости. Вместе с тем ретроспективный взгляд таит в себе опасность антигероики: самокритика может оказаться специфической формой самовосхваления. Так что мне надо проявить осмотрительность. Что ж, с годами я научился быть осмотрительным. Сейчас я столь же осмотрителен, сколь прежде был безогляден. Или безрассуден? Бывает у одного слова два антонима?
* * *
Время, место, социальная среда? Не знаю, насколько они важны в рассказах о любви. Возможно, в старинных книгах, в классической литературе, где ведутся битвы между любовью и долгом, любовью и верой, любовью и отечеством. Эта история – другого рода. Но если уж вы так настаиваете… Время: более полувека назад. Место: южнее Лондона, милях в пятнадцати. Социальная среда: как раньше говорилось, «маклерский пояс», правда биржевых маклеров я там в глаза не видел. Особняки – либо фахверковые, либо облицованные камнем. Живые изгороди из вечнозеленых кустарников, лавра и бука. Еще не знающие желтой разметки и парковочных «карманов» шоссе с придорожными канавами. В ту пору на пути в Лондон можно было припарковаться почти в любом месте. Наша пригородная зона носила уютное прозвание «Деревня» и когда-то давно, по всей видимости, таковой и считалась. Затем там построили железнодорожный вокзал, откуда мужчины в костюмах отправлялись на работу в Лондон с понедельника по пятницу, а некоторые еще и на дополнительные полдня по субботам. Появились остановка междугородного автобуса, пешеходный переход, отмеченный оранжевыми сигнальными маячками, почтовое отделение, церковь, освященная без затей в честь святого Михаила, паб, универмаг, аптека, парикмахерская, а также бензоколонка и при ней небольшой автосервис. По утрам гудели в рожок развозчики молока: покупатели могли выбирать между фирмами «Экспресс» и «Юнайтед дэйриз»; по вечерам и в выходные дни (кроме субботы) стрекотали бензиновые газонокосилки.
