ГЛАВА 1. Приснится же такое...
Крокодил стоял очень прямо. Тяжёлая голова слегка склонена набок, короткие мускулистые лапы, желтовато-зелёные, покрытые грубой чешуйчатой не то кожей, не то бронёй, спокойно лежат на глянцево-чёрной поверхности стола или стойки, за которой он стоит.
Глаза у него были жёлтые, с едва заметным зелёным отливом и чёрными вертикальными зрачками. Длинную мощную шею обвивало нечто вроде очень широкого шарфа из полупрозрачной голубой ткани; концы шарфа свободно падали на крокодилью грудь и терялись где-то за высокой стойкой вместе со всем остальным крокодильим телом и нижними лапами, на которых он, по-видимому, должен стоять.
Вася закрыл глаза, старательно потёр их и снова открыл. Но всё осталось по-прежнему. Крокодил в голубом шарфе всё так же стоял за длинной чёрной стойкой; в его осанке и взгляде чувствовалось достоинство и спокойное уважительное внимание. В данный момент это внимание было направлено как раз на Васю — жителя небольшого подмосковного городка, студента четвёртого курса одного из московских ВУЗов.
"Приснится же такое..." — подумал Вася, неуверенно улыбаясь крокодилу, и переступил с ноги на ногу. Крокодил, видимо, решил не смущать Васю, и занялся своими делами: одним плавным движением широкой короткопалой лапы извлёк из-под стойки здоровенный чёрный том, раскрыл его и сосредоточенно погрузился в чтение.
Василий нервно хихикнул и решился посмотреть по сторонам, хотя крокодила всё-таки из поля зрения старался не выпускать.
Он стоял у самой стены огромного круглого зала. Высокий потолок имел форму купола. Чёрная стойка кольцом охватывала центр помещения. Там, в этом центре, оставалось ещё довольно много свободного места, а в самой серёдке возвышался широченный — и вдвоём не обхватишь — столб или колонна из какого-то светлого, слабо переливающегося материала.
Стены зала поразили Василия обилием раздвижных дверей. Высокие и широкие — впору для каких-нибудь доисторических чудищ, они располагались буквально через каждые два шага. Некоторые из них были приоткрыты, другие — раздвинуты полностью, а третьи — плотно прикрыты.
Василий осторожно заглянул в проём ближайшей к нему открытой двери – она находилась прямо у него за спиной. Он увидел коридор, по обеим сторонам его были всё те же двери, все как одна закрытые, и кончался он тоже дверью.
"Куда им тут такая пропасть дверей?" — подумал Вася и тут же сам себя одёрнул: кому это — им? и с какой стати он ожидает, что сон будет подчиняться какой-то логике? Сон — это и есть сон, в нём всё возможно.
Правда, этот сон не был похож ни на один из тех, что снились ему раньше. Он вообще ни на что не был похож. Может, кому-то и снятся такие сны, но только не ему! Да и вообще, слишком он реальный, такой реальный, что становится как-то не по себе.
Крокодил перелистнул несколько страниц, и Васе показалось, что он украдкой взглянул на него, прежде чем сосредоточиться на плотных листах. Теперь Василий хорошо видел, что от обычного крокодила он отличался довольно сильно и не только тем, что совершенно свободно стоял на задних лапах, носил голубой шарф и читал книги. Помимо всего этого, морда у него была заметно короче, чем должна быть у крокодила, глаза — больше, а лапы толще и длиннее, не говоря уж о том, что взгляд жёлтых глаз был определённо осмысленным.
Крокодил снова перевернул страницу, но только мельком глянул на неё и, ухватив перепончатой лапой изрядный пласт, разом перевернул его, оказавшись недалеко от середины толстенного тома, вид у него при этом был разочарованно-озабоченный. Он, вероятно, что-то искал и не мог найти. Василий наблюдал за ним, как зачарованный, однако, с каждой секундой тревога его усиливалась.
Странный сон. Всё это слишком странно, даже для сна. Неужели он всё-таки поехал на день рождения к Витьке и напился? Воспоминания были какими-то смутными, но это только усилило его подозрения.
Он точно помнил, что к Витьке ехать ему не хотелось. Витька ему не друг и даже не приятель, просто сокурсник, с которым он за всё время знакомства обменялся, наверное, несколькими ничего не значащими фразами — не больше. Ну и чего, спрашивается, тащиться к нему, да ещё в такую даль?
Витька жил где-то по другую сторону Москвы, в какой-то деревне, название которой начисто вылетело у Василия из головы. Он не один так думал. Друзей у Витьки Лосева было немного, что вполне соответствовало его замкнутому, если не сказать — угрюмому характеру. А тут он вдруг решил устроить большой праздник, пригласил чуть ли не весь курс, туманно обещал что-то интересное, но заинтересовал этим немногих. Василий, например, совершенно не заинтересовался.
Холод, дождь со снегом — середина осени, когда из дома лишний раз и нос высовывать не хочется. А тут...
Но Иван уж очень его уговаривал. С Иваном Василий дружил давно — с детства, да и жили они рядом. Иван — добрая душа, всех-то ему жалко. Заладил: "Как же так? Он всех пригласил, а никто не приедет". Всё — поехали, да поехали... Неужели уговорил? Наверняка уговорил.
Как в тумане вспомнились какие-то мокрые улицы, холодные электрички, автобус какой-то... Витька им очень обрадовался. Больше-то никто не приехал.
Что же дальше-то было? Не должен он был напиться. С ним это случилось один-единственный раз, и желания повторить этот опыт у него с тех пор не возникало. Ничего хорошего в этом нет. Ни-че-го.
Не то чтобы он был какой-то особенно правильный, как Иван, например, а просто... Да и мать тогда перепугалась ужасно, плакала... Василий, в общем-то, мог её понять – примеров вокруг... Взять хотя бы Иванова отца. Лучше уж совсем без отца, как они с матерью. Поэтому Иван и не пьёт — вообще, ну и Вася вместе с ним – вдвоём-то легче "противостоять давлению".
Это мать Васина так говорит — не только о выпивке, а вообще: "Тебе нужно учиться противостоять давлению. Ты у меня немножко... — в этом месте она всегда мнётся и заканчивает очень мягко, — слабохарактерный". Василий с этим не спорил и в душе соглашался.
Нет, если его заставлять, он вставал на дыбы и упирался изо всех сил, а уговорами от него можно было добиться многого — не хотелось думать, что всего, но многого — это точно.
Вот Иван — тот сильнохарактерный. Мать говорит: "Хорошо, что у тебя есть такой друг". А Василий молча усмехается и думает: "Ты сама мне его и выбрала. Других ребят на порог не пускала, а его каждый день звала. Прикармливала, как белку в парке".
Это Василия иногда немного злило: вроде бы так получается, что всё за него решает кто-то другой — то мать, то Иван, то ещё кто-нибудь. Иногда он пытался делать всё наоборот, чтобы доказать всем, что сам принимает решения. Обычно, ничего хорошего из этого не выходило. Но вроде бы на этот раз у него такого намерения не было. Он, конечно, был недоволен, что Иван потащил его неизвестно куда, но...
