По большому счету книга эта появилась и была написана ради одного конкретного героя или, лучше сказать, – Человека, многие годы волновавшего мое воображение и наконец-то воплотившегося после стольких размышлений на страницах реального произведения. Условное средневековье и очередная околотолкиновская вселенная требовались мне лишь как игровая площадка, как наиболее гибкая традиционная модель, удобная для воплощения замысла. Кроме того, мне не хотелось бы создавать впечатление, будто вселенная эта – именно моя. Во многом вдохновившим меня на написание источником стал мир из серии компьютерных игр «Heroes of Might and Magic», называвшийся Асханом в пятой и последовавших за ней частях. Но, за исключением общемифологической канвы и некоторых имен персонажей, вселенная эта использовалась и была переработана мной на собственный лад, за что я заранее извиняюсь перед фанатами. Назвать это произведение «фанфиком» при всем желании никак не возможно, да я и не ставил себе подобной задачи. Я лишь благодарен и радуюсь тому, что некогда любимое подростковое увлечение сумело подтолкнуть меня к написанию романа, запечатлевшего также и давно искомый мной жизненный идеал, пускай даже только отчасти.
Последняя глава этой книги представляет из себя историю внутри истории, которую главный герой рассказывает своим слушателям ночью у костра и которую я поместил в конце для удобства. И, хотя она не связана напрямую с основным сюжетом, внимательный читатель найдет там для себя подсказки или даже ответы на некоторые вопросы, которые, вполне вероятно, возникнут у него по ходу прочтения. Кроме того, этот отдельный рассказ дополняет и расширяет вселенную Асхана, чьи мифология и эсхатология также по-своему значимы для понимания моего героя.
Глава первая. Дрозды и стрелы
В одно из ясных летних утр, в год 960-ый от просветления Седьмого Дракона, из небольшой деревеньки, прилегающей к городку Данмур, вышел, а, скорее, выскочил вприпрыжку двенадцатилетний светловолосый мальчуган. Дом его располагался на самой окраине и граничил со старым Джейвудским лесом. Именно туда мальчуган и направлялся, выбрав хорошо знакомую и исхоженную им с детства тропинку. Песчаная полоса ее, ныряя в чащу уже шагов через тридцать, петляла вначале в кустах, стараясь сбить с толку неопытного следопыта, но совсем скоро выравнивалась и до самого оврага мчалась все время под откос, словно стремительный и веселый поток в хорошо выбитом и надежном русле. Мальчик шел в лес по поручению деда – набрать ягод и сухого валежника. Но куда больше хотелось ему просто побродить и погулять, поискать и поисследовать что-нибудь интересное и необычное в окрестностях, – иначе говоря, побездельничать и от души повалять дурака. Как и у всех порядочных мальчишек, то было самым главным и излюбленным его повседневным занятием, которому можно было предаваться с утра и до вечера безо всякого риска устать.
Он шел бодро и не сбавляя шаг, то и дело срываясь с места, чтобы отхлестать прутом куст или ствол векового дерева. При этом он каждый раз оборачивался, поглядывая, нет ли поблизости других мальчишек, что могли бы заподозрить его в чересчур детском и неподобающем возрасту поведении. В глубине души мальчуган не считал это таким уж глупым и неоправданным занятием и все же на людях старался сдерживаться и вести себя, как полагается. Стволы деревьев, становившиеся в его воображении никем иным, как грозным противником (огром, великаном или големом), и впрямь, слово исполинская колоннада, высились по обе стороны от тропинки, поражая своим безмолвным и неоспоримым величием, несоизмеримым с человеческим масштабом. Но невозмутимый мальчик, «проезжая» стройные ряды их, видел себя уже прославленным полководцем и даже самим государем-Императором, устраивавшим положенный смотр своей личной великанской гвардии.
Надо сказать, что в лесу этом было удивительно, почти непостижимо прохладно, дышалось же настолько легко, что, казалось, воздухом этим можно переполниться и взлететь прямиком к облакам. Окрестности Данмура издревле считались одним из самых тихих и зеленых уголков Империи. Спасаясь от суеты столиц, раскаленных улиц и государственных забот, можно было отправиться сюда и обрести здесь, если не покой, то свежую внезапность мысли. Так поступали многие великие правители, и в их числе – легендарный Брайан Сокол. В прохладе джейвудских рощ он размышлял о значении религии и поклонении Стихийным Драконам, один из которых, Илат – свободолюбивый и вечно юный Дракон Воздуха, был вынужден отступить и покинуть сердца жителей Империи, где насаждался в те времена культ сиятельнейшего и благороднейшего среди всех его сестер и братьев – великого и Светлейшего Эльрата. Непримиримость жителей южных городов обернулась тогда нелегким, но неизбежным компромиссом – переселением их в Свободные Города Востока. Но и много позднее, покинув эти места, император Брайан не раз вспоминал еще обитель «изумрудной тишины», как прозвал ее в первый же миг, оказавшись под сводами стражей Силанны, чьим дыханием полнилась теперь и грудь мальчугана, продолжавшего свой утренний путь.
Спускаясь в небольшой овраг, по каменистому дну которого журчал, переливаясь, ручей, он перепачкал все колени и ладони, но не обратил на это никакого внимания и, присев на корточки, тут же бросился умываться, щурясь и улыбаясь на солнце. Зачерпывая воду обеими руками, мальчик горстями выливал ее себе на голову и за шиворот, вздрагивая от колючего, но бодрящего прикосновения стихии. Ручей этот брал начало далеко в Вантирийских горах, и вода в нем всегда была ледяная и чистая, что очень удивляло мальчугана. Зная, что напиться будет лучше выше по течению (вода там была намного вкуснее), он тут же вскочил на ноги и принялся штурмовать стену. Она осыпалась под ним песком и спасавшимися от лавины муравьями, возводившими здесь свое маленькое независимое государство, пока наконец наглый захватчик и нарушитель спокойствия не оказался на самой вершине. Едва успев отдышаться, мальчик замер вдруг прямо на четвереньках, словно хищник, готовый броситься на жертву и уставившийся в одну точку, с тем чтобы не упустить момента прыжка.
Впереди и справа от него, шагах примерно в двадцати, стоял высокий и статный человек в зеленом плаще с капюшоном. Он стоял очень прямо и неподвижно, задрав кверху голову, – туда, где кроны деревьев плотно сходились, тихо покачиваясь на ветру. Казалось, что он забыл, зачем пришел сюда, и пытался теперь вспомнить об этом, прислушиваясь к собственным мыслям. Не зная, подняться ли ему с колен или съехать потихоньку обратно, мальчик все же решил остаться и понаблюдать, поудобнее устроившись на животе. Какое-то время незнакомец оставался в том же положении, но затем опустил голову и, присев в траву, внимательно осмотрелся в ней. Раздвинув несколько стебельков, он извлек из-за пояса нож и, произнеся полушепотом какие-то слова, срезал широкий пятиугольный листок. Он произнес свои слова опять, срезал еще один лист и, наконец, поднялся. Облокотившись на ствол дуба, высившегося у него за спиной, незнакомец уложил листья в один из карманов плаща и прислушался. Прислушался тут же и мальчик. Только теперь услышал и различил он знакомое посвистывание, наполнившее мгновенно весь лес и принадлежавшее, несомненно, дрозду, как учил его однажды дед.
