1.
Семьдесят седьмую годовщину революции семья Расторгуевых и их гости встречали в бане. Это не было традицией. Каждый год седьмого ноября они не собирались на скамейках и пологах. Они не ходили в простынях, как в тогах и не цитировали под пиво Ленина. Так распорядился случай.
Седьмое ноября – большой праздник в деревне. Кто не бывал в селе на Октябрьскую, считай, жил зря. После распада Союза её отмечали с особым настроением: истинные коммунисты и их дети садились у телевизора, ругали власть и вспоминали резко посветлевшее прошлое. Отныне натуральные хозяйства крестьян-единоличников и горожан, сбежавших от надвигающегося капитализма, держались только именами Ленина и Сталина. А кого ещё можно было противопоставить Горбачёву, Ельцину и своре косноязычных жутко далёких от народа политиков? В Бога ещё верить не привыкли, а в вождей не отвыкли.
Дата резкого исторического разворота перестала быть выходным днём. Новые власти чурались любой связи с советским прошлым. А что делать русскому народу, если три поколения его в начале ноября праздновали и веселились?
Сергей и Людмила Воробьёвы вырвались в деревню на выходные, а на седьмое, которое выпало на понедельник, взяли отгул. По этому случаю глава семейства Расторгуевых – дядя Егор – заколол барашка, его жена Марина напекла пирогов, и все готовились праздновать с выпечкой, самолепными пельменями и бутылкой самогона. Но тут дядя Егор, хозяйство которого всегда строилось по принципу «что хромает – то идёт», вдруг вспомнил, что он не убрал на зимовку пчёл. Надеялся достроить омшаник, но осенние хлопоты навалились все разом, морозить стало уже с конца сентября, а в середине октября выпал снег. До сего дня улей стоял в предбаннике, но это же не по-хозяйски, помёрзнут. Решили перенести его в подвал.
– Давай-давай, – кричал Сергей, подгоняя Егора. Улей хоть и весит не более 60 килограммов, нести его неудобно, прихватиться не за что.
– Что давай? – огрызался Егор. – На вот, иди вперёд, я тебе место уступлю! Не чуешь что ли, какую гробину тащим?
Сергей, конечно, не чуял. Его рост сантиметров на двадцать превышал рост Егора. По законам физики вся тяжесть ложилась на руки хозяина. Гость пожал плечами и поменялся с Егором местами. У крыльца Сергей поскользнулся и упал. Следом на него улей. Мужчина выругнулся. В ящике послышался тревожный гул. Егор упал на улей следом.
– Чай, смотреть под ноги надо!
– А я не смотрел что ли? – отозвался Сергей и поспешил поменять тему. – Ого они там! я думал спят…
– Ага, спят. Они там мёд жрут, да «интернационал» поют. Всё! Хватит валяться, понесли уже!
И мужчины снова поменялись местами, преодолели крыльцо, сени, внесли в дом. Но в подвал улей влезать не хотел никак. Крыша застряла в проёме. Сергей развернул ящик и стукнул по ней кулаком.
– Раз, два, три! Давай, тащи! – улей погрузился в подвал. Егор стал тянуть его изо всех сил. Крышу пчелиного домика приподняло. Несчастные насекомые, разбуженные падением улья, а затем ударами Сергея, полетели на свет. Сотнями.
Женщины побросали пельмени и с криками побежали на улицу. Дети играли в комнате,
– Костя! Света! Юля! Быстро из дома! – кричала Марина, из дверного проёма. У неё с детства аллергия на пчёл. Вынести своих детёнышей из избы, захваченной полосатыми разбойниками, она не могла. Женщина открыла дверь и ждала, когда дети сообразят, что произошло. Дети выбегали одетые, как при пожаре: у первого валенки обуты неправильно, другой – без штанов, у третьего – вообще одна нога босая.
Тем временем пчёлы разлетелись по всему дому. Как пьяные матросы, разбуженные выстрелом «Авроры», они бились о стёкла, тыкались в стены, падали на пол и, конечно, жалили всех, кто попадался на пути. Кошка Муська, ждавшая на кухне кусочек мяса, сначала было решила, что вот он – её звёздный час. Женщины убежали и оставили фарш с уже слепленными пельмени на столе. Кошка прыгнула на стол и с теста прикатила к морде начинку. Но потом две пчелы поочерёдно сели ей на нос. Муська мяукнула и пулей понеслась в подвал. Пока Сергей отбивался от насекомых, Егор протолкнул улей на кухню, выскочил, накрыл его крышей, и вместе с товарищем побежал из дома. Да, освободить избу от пчёл, это не Зимний дворец от матросов, но, безусловно, годовщина революции приобрела героическую окраску.
– Ну, у тебя и рожа! – смеялся под дверью, взглянув на Сергея, Егор. Один глаз его мгновенно закрылся от укуса, щека распухла, на лбу набухала шишка.
– Рожа-рожа – передразнивал Сергей. – А ты, сучий потрох, не видел, что у тебя улей в подвал не пролезает?
– А ты на что?
– Да, хороший хозяин, померил бы сначала! – Сергей снял с рукава сонную пчелу и прижал её к щеке Егора. Егор вскрикнул.
– Дурак что ли? – Он сжал кулаки и грозно двинулся на гостя.
– Теперь и ты понял, что такое пчёлы, – Сергей отбежал на безопасное расстояние.
– Дебил, – уже мирно сказал Егор, вытаскивая из щеки пчелиное жало. Сергей потрогал глаз, пощупал лоб, затем щёку и начал хохотать. Егор рассмеялся, глядя на его.
– Чёрт! Надо же так!
– Да, чуток не рассчитали.
– И что теперь?
– А хрен его знает. Надо к пчеловоду идти, у которого я пороек брал.
– Может, дихлофосом их? – предложил Сергей.
– Вот своих заведёшь – и дихлофось. А мне пчёл сохранить надо. Знаешь, сколько я мёда накачал?!
Сергей поправил шапку и вслед за хозяином вышел на улицу. Он зачерпнул в пригоршню снега, слепил комок, приложил его к брови. Сразу стало немного легче.
2.
Сосед-пчеловод – дядя Миша – выспросил все детали ЧП, а потом начал безудержно смеяться.
– Хорош ржать! – возмущался Егор. – Не вижу ничего смешного! – Сергей всё это время вовсе стоял в стороне, чтобы не показывать старику опухшей физиономии.
– Всё, всё! – говорил сквозь слёзы дядя Миша. – Только один вопрос. Слушай, так ты реально в подвал их хотел убрать?
– Да. Ты же сам мне сказал!
– Ой, не могу! – дядя Миша залился смехом пуще прежнего. – Держите меня семеро!
– Дядя Миша, я тебе сейчас по морде дам, – обиделся Егор. – Сам научил, а теперь ещё и издевается. Может, ты специально эту диверсию продумал?! – дядя Миша сел на приступки и закрыл лицо руками, хохоча и вытирая слёзы, выступившие от смеха. -Сраный Троцкий! Щас я тебя проучу.
– Всё, всё! – дядя Миша примирительно вытянул вперёд руки. – У тебя дымарь-то сохранился?
– Сохранился.
– Надо их сейчас в одно место согнать, а потом на совок и в улей. Только ты это… сначала окна покрывалами закрой. Надо им ночь устроить.
– А ты опять не шутишь?
– Да, что я, белены объелся?
– Одевайся! Вместе пошли, – дядь Миша вздохнул, исчез за дверями, потом через пять минут появился в фуфайке с пчеловодческой сеткой и дымарём. Дойдя до Сергея, который мялся посередине тропинки, он пожал ему руку, но говорить о его внешнем виде не стал. Не пчеловод что ли? И с самим всякое бывало.
