Мигульский опустил трубку на рычаг и сказал: «Ну, достали!» Он имел в виду себя. Телефон сегодня напоминал капризного младенца: едва отойдешь – тут же трезвон. Битый час Мигульский порывался выскочить в буфет, чтобы проглотить чашку кофе, но новый звонок возвращал его обратно. Из трубки кричали – не разобрать, то ли ветеран, то ли инвалид интернациональной дружбы, потом долго и надсадно негодовал по поводу политики цен какой-то учитель шведского языка. Когда до закрытия буфета оставалось десять минут, Мигульский насильно распрощался с учителем и поспешно нагнулся, чтобы выдернуть провод из розетки. Но тут вновь затрезвонило, причем как-то непривычно, нетребовательно, но просяще. А может, так ему показалось. Мигульский, конечно, выругался и, разогнувшись, сказал сам себе: ровно минуту – и точка. Как всегда, журналист оказался в нем сильнее.
Это был его одноклассник Игорь Шевчук, уволенный из армии в чине капитана после контузии, полученной в Чечне. Мигульский случайно встретился с ним в коротенькой чеченской командировке, после которой написал бравурный, украшенный чудовищными эпитетами очерк о ротном Шевчуке.
Как и каждый газетчик, знакомых он вспоминал прежде всего по своим материалам. И сейчас, заслышав фамилию Шевчук, сразу вспомнил тот давний очерк. Назывался он, кажется, «Постижение высоты».
Шевчук тут же стал рассказывать о полученном им странном письме. Касалось оно его боевого прошлого, а еще в конверте лежал пригласительный билет в загородный отель с дурацким названием «Завалинка».
– Ладно, Игорь, – нетерпеливо перебил Мигульский, уже поняв, что капитан слегка пьян. – Ты где сейчас?.. Ясно. Жди, приеду.
Он спустился во двор, где стояла его машина – ярко-зеленая «Нива», подумал на ходу: пить или не пить ему пиво вместо несостоявшегося кофе. Ехать было недалеко – к Центральному базару, там Шевчук ждал его у единственной, пожалуй, во всей Московской области пивной бочке на колесах, своего рода раритет, воплощенное напоминание о временах социализма…
Базар, как всегда, пустовал, – после того, как его переименовали в Центральный, а назывался он раньше то ли Селянский, то ли Крестьянский. Мигульский прошел мимо прилавков. Из-за забора доносился однородный гул: вокруг бочки шевелилась, рокотала, увлажнялась пивная братия.
Шевчука он заметил не сразу. Тот сгорбился за «стояком», перед ним стояла поллитровая банка пива. Рядом с воодушевлением шелушили рыбу двое краснолицых мужиков. Шевчук что-то говорил им, но те почти не обращали на него внимания, потому как рыбы им самим было мало.
Игорь заметил Мигульского, пьяно махнул рукой:
– Эдик, давай сюда! Я уж совсем заждался тебя…
Мигульский пожал руку, выдавил улыбку, решил не возражать.
– Держи место, я сейчас! – Шевчук быстро допил пиво, вытер усы. – Только дай пару «рябчиков»…
Получив деньги, он твердым шагом направился к продавцу пива – бронзоволицему узбеку, похожему на киноиндейца, сунулся без очереди. Его толкнули, очередь взревела.
– Мужики, спокойно! Не будем! После ветеранов Отечественной я – второй иду. Скажи им, Натан!
Продавец что-то буркнул, наполнил бокалы, молча сунул Шевчуку.
– Мы воевали! – хмыкнул один из краснорожих.
– И вы тоже? – повернулся Мигульский и снял очки. Когда он носил их, то был похож на пожилого отличника.
– Да не-ет… – Мужик вяло махнул рукой. – Товарища вашего так здесь прозвали… Чуть что: «Мы воевали». Документик какой-то вечно показывает…
Мигульский покачал головой и очень натурально вздохнул:
– Жалко этих ребят… Я ж его, дуралея, ёкалэмэнэ, по Чечне знаю. Такой мужик там был. А сейчас…
– Эт-точно…
Подошел Игорь, грохнул бокалами по столу.
– Вот, вырвал. На, сдачу бери… Пей… – Он сделал несколько жадных глотков. – Отличное пиво.
– У Натана всегда клевое пиво, – веско произнес тот же краснорожий.
– Это потому, что он не разбавляет… – пояснил Игорь. – Он сам говорит: «Я никогда не разбавляю. Вот не доливаю – это да».
– Зачем хороший напиток портить…
– Натан дело свое знает. На весь город один такой: куда идти на пиво? К Натану!
– Теперь будет доливать, – вдруг заметил второй краснорожий. – Он позавчера свой «жигуленок» разбил.
– Да ты что?! – всплеснул руками Шевчук. – Где его угораздило?
– Ничего, купит новую, – усмехнулся Мигульский и подумал об оставленной машине.
– Берите, угощайтесь! – подобрел вдруг второй краснорожий и протянул рыбий хвост.
Шевчук молча принял его, стал лениво шелушить.
– Ну, где твое письмо? – спросил Мигульский. Компания краснолицых ему уже наскучила.
– Погоди, не здесь…
Игорь уставился в одну точку, помрачнел, надолго задумался. Мигульский потягивал пиво, косился в сторону товарища. Тот хмурился, сжимал кулаки и, кажется, вот-вот собирался грохнуть по столу от беспричинной своей тоски. Наконец он очнулся, поднял голову:
– Будешь еще?
– Нет, пошли уже… Покедова, мужики, – кивнул Эдик.
Шевчук покорно поплелся за журналистом.
Дома у Мигульского они уселись в кресла, Игорь достал письмо, отпечатанное на машинке, протянул хозяину.
«Уважаемый Шевчук!
Пишет вам письмо двоюродный брат погибшего в бою с душманами прапорщика Стеценко. Я знаю, что вы были командиром роты и были начальником моего брата Владимира Стеценко. Я очень плакал, когда узнал о его гибели. Он мне дорог как брат, и я хотел бы знать, как он погиб, потому что не верю, что он мог умереть. Гроб был закрытым. Он писал про вас, как вы брали караваны с наркотиками. Предлагаю и прошу приехать в отель „Завалинка“. Есть дело. Пригласительный билет высылаю. Все оплачено. Не пожалеете, до встречи там – брат Владимира Стеценко – Евгений».
– Ну, что скажешь? – спросил Шевчук после того, как Мигульский брезгливо отбросил страничку с машинописным текстом.
Вместо ответа Эд разлил в крохотные золотистые чашечки крепко заваренный кофе и приказал:
– Пей!
– Кофеем – на пиво? Ор-ригинально, – покачал головой Шевчук и, неловко ухватив своей ручищей чашечку, разлил кофе на скатерть.
– Извиняйте…
Мигульский не ответил, скрипнул зубами.
Пришедшая было на ум затея написать о былом герое Чечни, который стал завсегдатаем пьяной подворотни, поблекла и уже не казалась интересной и необычной. «Скучно, господа, скучно, – думал куртуазно Мигульский, – писать о несчастном отставном капитане». Он с раздражением глянул на кофейную лужицу. «И чего я понесся вскачь? Выпить вонючее пиво из грязного бокала, пообщаться с пролетариями и ознакомиться с каким-то идиотским письмом», – Мигульский подавил зевок и хмуро глянул на собеседника.
Шевчук поднял голову, внимательно посмотрел на Эдика, покачал головой и совершенно трезво сказал:
– Ты извини меня, Эд. Отнял у тебя время. Знаешь, что я тебе хотел сказать? Это письмо мне просто душу вывернуло… Я не хочу ни с кем встречаться, никуда ехать. Я хочу забыть Чечню.
