Глава 1. По просёлочной дороге шёл я молча. Сказать было нечего
– Ыыыиии… еееааа… ааааееееыыыы…
Адские звуки продирались сквозь голову, набитую ватой. К ним присоединился стон. Звуки ада стали разборчивее.
– Быыиии… беееее… неееаааа…
Что может быть хуже похмелья? Только просыпаться с похмелья под звуки… Вот под такие звуки…
Я села на кровати. Ну как села – попыталась. Комната предательски качнулась. А если виски сжать – вращение прекратится.
Вертолёты, вертолёты… Эх, мама, а я лётчика люблю…
– Быыыылиии белеее снегааа сваааадебные цветыыыы. Мнеее ууууулыбалсяя тыыы…
На этом месте я, простите, сблевала. Ничего личного, чисто физиология.
Полегчало.
Потом по плану были душ, чайник с зелёным чаем и сигареты.
На последнем пункте вышел облом.
Я смяла пустую пачку. Какая сволочь вчера весь зелёный чай скурила? И все сигареты?
Может, на балконе что осталось?
Хмурясь на раннее, но яркое июньское солнце, я вышла на балкон. А оттуда грянуло бодро:
– Чистый букет надежды, свадебные цветы!
А не поблевать ли нам с шестнадцатого этажа?..
Представьте себе, что на часах десять утра субботы. И у вас с похмелья трещит голова. А голова трещит потому, что вчера вы самым свинским образом нажрались. А нажрались вы потому, что вчера отмечали с подружками свой развод. Ну как развод… без штампа, конечно, развод. Так и брак был такой же – гражданский. Но полтора года вместе прожили. Ярик даже электрический гриль купил, хозяйственный шо песец. Этим грилем я его вчера чуть не зашибла, когда выгоняла из своей квартиры.
Нет, тут сейчас не будет никакой душещипательной истории про мужскую подлость, и что я застукала его в постели со своей ближайшей подругой. Подруг у меня две, обе – огонь, и Ярика они на дух не выносили. Было за что, если рассудить здраво. Ни кожи, ни рожи, простите. Ни характера, ни денег – если уж совсем начистоту. Зачем я его пригрела, – а по версии подруг, именно так дело и обстояло, – сама не пойму. Наверное, чтобы было к кому приходить вечерами. И к кому прижиматься ночами. Да-да, тут можно вспомнить фразу про «стакан воды подать», но мне до этого далековато, я надеюсь. Всего двадцать семь, жить еще и жить до стакана. Но уже без Ярика.
Знаете, есть такая фраза: «Бойтесь тех, кто молчит. Когда у них кончается терпение, они сжигают не корабли, они уничтожают порты». Наверное, это про меня. Я не выясняла отношения – не люблю этого. Да и некогда, знаете ли, вджобывала я – мама не горюй, в нашем деле волка ноги кормят. И руки. Почему я терпела Ярика – его лень, растянутые треники и футболки, неспособность найти нормальную работу, «танчики» и пиво – ответов у меня теперь, хоть убей, не было. Но в один прекрасный день, – а он наступил вчера, – у терпеливого человека терпение кончилось.
Для Ярика это прозвучало громом среди ясного неба. Он попытался оправдаться. Полез обниматься. Выхватил леща и принялся оскорблять. А когда неосторожно помянул – всуе! – мою маму…
Во мне проснулся Халк. В девушке, которая даже до ста семидесяти сантиметров не доросла, но компенсировала это объёмами в области бёдер и груди. На лестничную площадку я Ярика выкинула в чем был – в трениках и танковой футболке. Гриль хотела вышвырнуть с балкона, но побоялась попасть в припаркованные машины. Зато веером вышвырнула все его трусы и с наслаждением наблюдала, как Ярик ползал по газону и их собирал. Одни повисли на дереве.
А потом во мне вдруг вместо Халка проснулась девочка. Какого-то хрена – брошенная. И я пошла звонить Фене. А Феня позвонила Гане.
И вот стою я перед вами, простая русская баба. На балконе. Внизу беснуется и волнуется, как море, свадьба – украшенные машины, гости, суета, вопли. Колонки орут на весь двор. И я смутно вспоминаю что-то из слов, сказанных тётей Галей – соседкой снизу. Вообще-то, при виде нее я сразу вспоминаю, что ходить пешком полезно. Особенно по лестницам, и шестнадцатый этаж – не так уж и высоко. Но как-то недавно, замученная особенно продуктивным днём, – с девяти до девяти на ногах, и три ложки супа в рот успела закинуть, – я потеряла бдительность. И тётя Галя зажала меня в лифте. И что-то вжовывала весь подъем про свадьбу своей ненаглядной дочурки Виолетты с каким-то невероятной чудесности принцем. Вот, это, похоже, оно.
У кого-то вчера личная жизнь, – ну уж какая есть, – медным тазом накрылась. Кого-то, – если что, – даже замуж всерьез в жизни ни разу не звали. Кто-то, – ну да, конечно, – взрослая эмансипированная женщина во взрослом эмансипированном мире. И коня на скаку, и в горящую избу, и грилем по хребту – это всё про нас.
А кто-то сегодня с шумом и помпой выходит замуж. За принца, так его растак.
Я еще раз глянула вниз, во двор. На берёзе сиротливо колыхались «семейники» Ярика. В такт песне про свадебные цветы.
Мысль поблевать с шестнадцатого этажа вернулась. Но уже, увы, нечем.
Как же хочется курить…
* * *
Страдания – вещь приятная, кто бы спорил. Но бесполезная. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. А мне теперь и стакан воды подать некому, и за сигаретами послать – тоже некого. Сама-сама-сама.
Ну что же, сама так сама. Скрутила волосы в гулю, натянула трикотажные штаны. Посмотрела в зеркало, вздохнула. Да и ладно, не у меня же сегодня свадьба. Не ко мне там, внизу, принц на белом коне, то есть, простите, лимузине приехал. Хотя вид у меня сейчас такой, что если и жду я кого-то в свою личную жизнь, то уж никак не принца. В лучшем случае – коня. Да и тот не факт что польстится. Ну да и черт с ними, сигареты продадут – и то хлеб.
И я пошла. Навстречу, как позже выяснилось, приключениям.
Дверь квартиры и двери лифта лязгнули одновременно. Квартирная дверь закрылась, но ключ я не успела повернуть, а двери лифта – раскрылись. И глазам моим предстал… конь.
Нет, ну натурально конь. Ростом конкретно за метр девяносто, плечи по ширине аккурат под двери лифта. Облачите все это великолепие в строгий серый костюм, добавьте сюда белую рубашку и белую бутоньерку, увенчайте безумными глазами дикой лошади, впервые оказавшейся на арене цирка, – и вы поймёте, какая картина передо мной нарисовалась. Мудрено ли, что дар речи я тут же мгновенно утратила? Зато конь оказался говорящим. Может быть, его зовут Юлий?
– Выход на крышу есть? – хриплым голосом поинтересовался «Юлий». И башкой мотнул вверх для большей ясности.
– Заперт, – автоматически ответила я. Не размышляя об уместности такого вопроса, просто констатируя факт.
Ибо не далее как позавчера, когда я возвращалась с работы, сурового вида дяденька по указанию управляющей компании вешал на эту дверь очередной замок. Наша крыша очень уж пришлась по душе местным руферам, и их борьба с эксплуатирующей организацией носила строго цикличный характер. Одни срезали замки, другие их вешали. Вчера вперёд снова вырвались «жилищники».
