Я лежу в детской кроватке, хотя давно из нее выросла. Ноги, колени, локти – все упирается в бортики. Рука, на которой лежит голова старшего сына, занемела. Я читаю молитву. Двадцать шестой раз. Говорят, нужно сорок каждый день, чтобы помогло. Я согласна и пятьдесят – лишь бы услышать наконец: «Мама, я тебя люблю». Или хотя бы просто – Мама. Но глаза слипаются, язык заплетается. На часах почти два ночи, а вставать мне в пять утра – проснется младший просить свою порцию молока и внимания. «Потерпи! – уговариваю себя. – Еще немного». Слова молитвы вылетают на автомате. Я вообще многое делаю словно робот. Машина, заточенная под уход, кормление и бесконечные занятия. Никаких лишних улыбок, никаких отвлеченных хотелок.
Глажу лоб старшего сына. Откидываю его светлые волосики. Прислушиваюсь к рваному дыханию. Опять что-то плохое снится. Дую на лоб: я не знаю других способов развеять кошмары. Мои никто не прогоняет, поэтому под утро я частенько вскакиваю с криком. Мне снится будущее в коррекционной школе и испорченная жизнь сына. Мной испорченная.
Я разобрала по минутам всю его жизнь, все три года и два месяца, препарировала каждое свое движение – где же я ошиблась. Почему медкнижка моего долгожданного первенца пополняется страшными аббревиатурами: ЗПРР, МА, ММД. Я не хочу знать их расшифровки. Никаких задержек психоречевого развития, моторных алалий, минимально-мозговых дисфункций. Хочу просто обычного сына. «У мальчика явное отставание в развитии. Слышала, вы хотите перейти в группу по возрасту. Вы уверены? Он цвета-то хоть знает?» – вновь и вновь цедит в моей голове воспитатель, вышедшая на замену и видевшая сына лишь однажды. И мне не доказать ей, что в свои три года он знает, конечно, знает цвета, даже сиреневый и бордовый, животных от гепарда до тапира, все-все буквы и цифры до десяти. Просто молчит и не особо стремится общаться с окружающими.
«Он у вас немой или глухой?» – еще одна фраза, которую хочется забыть. Выскрести из себя, закупорить в Омут памяти и никогда, никогда его не открывать – словно ящик Пандоры. Но, увы, эти слова вновь и вновь скользят ядовитой змеей по каждой клеточке мозга. Обвиняют, жалят, укоряют. «А мой в два стихи рассказывал. А ваш чего молчит? Пора бы уж!» – вещает очередной папа на площадке. Почему-то мужчины всегда наглее в своем «а мой-то». Врожденная вежливость не позволяет мне выругаться и отправить заниматься своими делами. Я только шепчу: «Пока не знаем». И ухожу, покидаю это поле боя.
– Не надо! – вскрикивает во сне сын. И я, изо всех сил борясь с дремотой, покачиваю его: «Тсссс, все хорошо, маленький». Во сне, видимо, его ведут к очередному врачу. «Не надо!» – кричит он, завидев белый халат. Это самое четкое, что мы от него слышим. Дай, не надо, скажи и папа – вот и весь его арсенал. Наиболее оптимистичные смеются, что этого вполне хватит для жизни. Во мне оптимизма – ноль, а любое загаданное желание звучит как: «Пусть он скажет: Мама, я люблю тебя». Разве много прошу?
Младший кряхтит во сне. Муж, не открывая глаз, покачивает, поглаживает его. А меня в очередной раз охватывает стыд. Я обещала не отдавать предпочтение ни одному из сыновей, но из раза в раз выбираю старшего. Начиная с родов.
