Странное моровое поветрие ширится по Галактике, забирая без разбору жизни людей и животных на множестве планет. В этой обстановке власть на Земле берет в свои руки фундаменталистская теократия, основанная на католической ветви христианства. Церковники отчаянно пытаются сохранить подобие общественного порядка, но если заразу сдержать не удается, то необходимо подавить по крайней мере панические слухи о ней на колониальных мирах до времени, когда, может быть, найдется лекарство. И действительно, обнаружен мир, экосистема которого, кажется, иммунна к воздействию пагубы: Трава, почти полностью покрытая прериями и колонизированная потомками европейской аристократии, которые теперь проводят свои дни в праздности и охоте с гончими на лис. Вот только и лошади, и гончие, и даже лисы – не то, чем кажутся, и вспыльчивый фанатичный земной посол с супругой угодят не в один капкан, пытаясь разобраться, кто тут охотник, а кто добыча, кто источник болезни, а кто носитель иммунитета…
***
1
ТРАВА!
Миллионы квадратных миль насколько хватает глаз; бесчисленные, гонимые ветром цунами травы, тысячи убаюканных солнцем островов, поросших растительностью, сотни волнующихся океанов, каждая рябь – отблеск алого или янтарного, изумрудного или бирюзового, разноцветные, как радуги, цвета, дрожащие над прериями в полосах и пятнах, травы -некоторые высокие, некоторые низкие, некоторые с перьями, некоторые прямые и гладкие – по мере роста создают свою собственную географию. Здесь трепещут поросшие травой холмы, где огромные плюмажи возвышаются массами высотой в десятки раз превышающей человеческий рост; травяные долины, где дёрн похож на мох, мягко стелящийся под ногами, где девушки кладут свои головы на его подушки, думая о своих возлюбленных, где мужья ложатся и предаются мыслям о своих любовницах; травяные рощи, где старики и женщины тихо сидят в конце дня, мечтая о вещах, которые могли бы быть, или возможно, когда-то были. Все они – простолюдины, конечно. Ни один аристократ не стал бы сидеть в этой дикой траве и мечтать. У аристократов для этого есть сады, если они вообще мечтают.
Трава повсюду. Рубиновые мосты, кроваво-красные нагорья, поляны цвета игристого вина. Сапфировые моря травы с тёмными островками поросли, на которых растут огромные пушистые зелёные деревья. Бесконечные серебристые луга, где огромные стада движутся косыми рядами, словно живые косилки, оставляя за собой жёсткий ёжик стерни, чтобы затем снова появиться в непроходимых дебрях серебряного цвета.
Оранжевое нагорье, пылающее на фоне малиновых закатов. Абрикосово-оранжевое сияние на рассвете. Упругие стебли поблёскивают на ветру, словно дрожащее марево звёздной пыли. Головки цветов похожи на хрупкие кружева, которые старушки достают из сундуков, дабы продемонстрировать их своим внучкам.
– Кружева, сделанные монахинями в стародавние времена.
– Кто такие монахини, бабуля?
То тут, то там, разбросанные по бескрайним вельдам, расположены деревни, окруженные стенами, чтобы сдерживать рост травы, с маленькими толстостенными домами, с прочными дверями и тяжёлыми ставнями. Крохотные поля и миниатюрные сады хранят посевы, овощи и фруктовые деревья, в то время как за околицей буйствует трава, словно огромная парящая птица размером с планету, готовая перемахнуть через стену и съесть всё это, каждое яблоко и каждую репу, а также каждую старушку у колодца вместе с её внучатами.
– Это пастернак, дитя моё. Он растёт здесь с давних времён.
– Насколько давних, бабуля?
Тут и там, широко раскинулись поместья аристократов: дом бон Дамфэльса, дом бон Мокердена и других бонов, высокие дома с соломенными крышами внутри садов с травой, среди травяных фонтанов и травяных двориков, окружённых высоченными стенами с воротами, через которые могут выезжать эти охотники и через которые они должны вернуться, – те из них, кому это суждено.
Скоро, скоро заснуют туда-сюда гончие со сморщенными мордами и свисающими ушами, разнюхивая в плетистых корнях, друг за дружкой, не спеша, чтобы выследит его, неотвратимый ночной ужас, похищающий и пожирающий молодняк. Там, позади них, на высоких скакунах, появятся всадники в своих красных плащах, бесшумные, как тени, они проедут верхом, проплывут по траве: егерь с рогом; загонщики с кнутами; полевые охотники, одни в красных плащах, иные же в чёрных, круглые шляпы-жокейки плотно сидят на их головах, глаза устремлены вперёд, на гончих – скачут, скачут.
Среди них сегодня будет Диаманте бон Дамфэльс – юная дочь бонов, Димити – она щурит глаза, чтобы держать гончих вне поле зрения, бледные руки сжимают поводья, хрупкая изящная шея, словно стебель цветка, затянута в белом охотничьем галстуке, чёрные лаковые сапоги лоснятся, бархатистое чёрное пальто по фигуре, чёрная жокейка, плотно облегающая её хорошенькую маленькую головку, – скачет, скачет, в первый раз на лисье охоте.
И где-то там, в том направлении, куда они все скачут, может быть, высоко на дереве, среди многочисленных рощиц в бескрайних прериях, притаился лис. Опасный, лютый зверь. Зверь, который уже учуял, что они идут за ним.
2
Среди бон Дамфэльсов поговаривали, что всякий раз, когда Охоту устраивала их эстансия, погода была идеальной. Семья считала это своей личной заслугой, хотя с таким же успехом это можно было бы приписать цикличной смене устроителей охоты, которая выпадал на долю бон Дамфэльсов ранней осенью. В это время года погода почти всегда была идеальной. Впрочем, также, как и ранней весной, когда чередование циклов снова возвращало Охоту в их края.
Эстансия бон Дамфэльсов носила имя Клайв в честь почитаемого предка по материнской линии. Сады Клайва считались одним из семидесяти чудес света. Охота неизменно начиналась в той части садов, что звалась «первой границей». В качестве принимающей стороны, глава бон Дамфэльсов Ставенджер выступал как «Хозяина Охоты». Перед этой первой охотой осеннего сезона – как и перед первой охотой каждой весны и осени – он выбрал из своего многочисленного разветвлённого семейства егеря, а также первого и второго загонщика. Итого три человека.
Егерю он вручил искусно изогнутый, украшенный гравировкой родовой рог бон Дамфэльсов, инструмент, способный издавать приглушённые трубные звуки с мягким серебристым оттенком. Погонщикам же были вручены хлысты – небольшие, хрупкие вещицы, которые следовало было беречь, чтобы не обломать, на самом деле они носили чисто декоративный характер, вроде медалей за доблесть, и не имели никакого практического назначения.
В этот первый день осенней охоты Диаманте бон Дамфэльс, младшая дочь Ставэнджера, стояла среди бормочущих людей, медленно прибывающих к первой границе сада. Среди неподвижных, как будто прислушивающихся к чему-то фигур участников охоты с заспанными глазами скользили служанки из близлежащей деревни, казавшиеся безногими под длинными белыми колокольчиками юбок, с волосами, спрятанными под сложными складками ярко вышитых головных уборов, с яркими подносами, с рюмками не крупнее напёрстков.
