Арабисса
Я металась по комнате, собирая походный мешок и выбрасывая на пол лишние вещи. Лишнего, к моему неудовольствию, попадалось слишком много. Расслабилась! Обжилась, знакомства завела, разве что корни не пустила! Впрочем, может и пустила, если считать корнями выращенный за избушкой небольшой огородик, от которого мне порой с рогатиной приходилось отгонять деревенских коз. Бросать ставшее за долгие годы родным жилище было жаль. Еще жальче оказалось оставлять деревенским на растерзание книги, посуду, вышитую долгими зимними ночами одежду и плетеные из лоскутов коврики… Но тут не до сантиментов уже. Самой бы ноги унести.
Засунув по самое плечо руку в остывшую печь, я кочергой подцепила глухо звякнувшую железную шкатулку, завернула ее в платок – нет времени оттирать, а деньги – они и в золе деньги, и с трудом затолкала сверток во внутренний карман куртки. Теперь, если и придется бросить поклажу, совсем без ничего не останусь… В последний раз оглядела царящий вокруг бардак, проверяя, не забыла ли чего-нибудь важного. Ножи, меч, лук с колчаном и короткий кинжал и так были на мне. Запас еды, смену одежды и обуви, летнее платье – единственное, к сожалению, я утрамбовала в мешок. Больше там ничего не поместилось – длинную зимнюю меховую куртку я так и не решилась бросить, ведь кто знает, смогу ли я купить что-то похожее к зиме или буду вынуждена экономить каждый медяк? И получится ли у меня найти новый дом в преддверии осени? Кто рискнет приютить чужака, не узнав его поближе перед долгой и суровой зимой?
Я горько усмехнулась. А кого волнуют проблемы проклятой темной?
Окинув на прощание взглядом тесную избу, бывшую мне домом последние десять лет, я отринула сожаления и направилась к выходу. Задерживаться и сжигать свидетельства своей жизни не было смысла – суеверные селяне все сделают сами.
Дверь распахнулась у меня перед носом, едва не сбив меня с ног. Проклятье! Не успела! Я отбросила сумку, отпрыгнула назад, выгадывая себе пространство для боя, и вытащила меч, собираясь дорого продать свою жизнь.
Несколькими часами ранее.
Последние годы я прожила на севере близ небольшой деревеньки в пятьдесят домов у подножия гор – Кривые Холмы. Представившись наемницей, я предложила жителям договор – я занимаю пустующий дом сгинувшего лесника и выполняю его работу в обмен на еду и некоторые предметы обихода. О том, что в заброшенной избушке вполне можно пережить зиму, я уже знала – проверила заранее. О том, что предприимчивые селяне после гибели лесника вынесли оттуда все, что не приколочено, тоже успела выяснить, но это меня мало смущало. Была бы крыша над головой, а остальное приложится.
Деревенские, правда, оказались недоверчивыми и мелкую пигалицу, выглядевшую слишком молодой и хрупкой даже для ученицы наемника, подняли на смех. Вашут, местный староста, вообще послал меня по известному адресу – в бордель городской, ибо кем еще может быть шляющаяся в одиночестве по тракту девица? А ему в деревне такие не нужны, еще не хватало дом отдельный отдавать! Я обиделась, честно. Плюнула бы и ушла, но выхода у меня не было, а стоящий за пределами деревни старый дом манил обещанием уюта, уединения и безопасности. Мне до одури надоело топтать сапоги и каждый день гадать – буду я сегодня спать под елкой или все-таки получится найти приличную постель, в которой я смогу выспаться без соседства клопов, вшей, крыс и «гостеприимного» хозяина, решившего скрасить мое одиночество. Пришлось уходить из деревни в лес и почти неделю бродить у подножия гор, пока не повезло наконец-то наткнуться на шестерку орков, спустившихся с перевала в поисках добычи.
Стоит заметить, работа лесника на севере сильно отличается от таковой в других частях страны. Здесь лесничий, в первую очередь, охотник – защитник простых крестьян от орков, регулярно проверяющих местных жителей на прочность. Чего этим серо-коричневым образинам не сидится по их сторону гор, не ясно – насколько я слышала, в их землях даже зима не сильно суровее, лес такой же, животные бегают те же, никаких отличий. Но лезут ведь, убивают людей, мародерничают и всячески гадят. Одно радует – ходят орки небольшими отрядами, а не сметающей все на своем пути толпой. Армию через горы не провести ни в одну сторону – нет таких перевалов, через которые даже несколько сотен пройдут, да и сами горы не позволят – крошатся под ногами, осыпаются, сели спускают. Одиночки по тайным тропам пробираются и на наши земли, и обратно, а вот большим отрядам дороги нет. Поэтому в редких северных деревушках у лесников и охотников много столетий назад появилась дополнительная обязанность – не только за людьми и зверьми присматривать, но и следить, чтобы незваные гости на чужой земле не пакостили. Такая работа требовала не только смелости и силы, но и немалой ловкости и умения оставаться незамеченным на любом участке леса. Хвала Хозяйке, ни с чем из перечисленного у меня проблем не было. Наоборот, невысокий рост и тонкая фигура, так невежливо высмеянные старостой, позволяли мне ловко пробираться сквозь кажущиеся непроходимыми заросли колючих кустарников, а то и белкой скакать по сплетенным между собой ветвям могучих деревьев.
Через несколько дней я вернулась в деревню и предъявила в качестве доказательства связку из ушей шести убитых мной орков. Вашут снова попытался кривляться, но я пригрозила, что заберу и уши, и орочьи трофеи, и сдам все в ближайшем городе – тогда плата за охоту и охрану поселения целиком достанется мне, а старосте еще и по шапке прилетит. Указ о вольных охотниках позволял властителям не держать в продуваемом всеми ветрами краю регулярный егерский полк, переложив заботу о защите населения от орков на местных лесников, поэтому за соблюдением закона следили строго. С убитых орков нужно было срезать уши и передать их старосте ближайшего поселения. Тот платил охотнику из своего кармана, а позже мог получить компенсацию из казны землевладельца. А чтобы старосты не обманывали защищающих границу с орками охотников, помимо поощрений в указе были прописаны и наказания. Что конкретно ждало старосту за проявленное ко мне пренебрежение, я не знала, но судя по тому, что дом лесника я все-таки получила – вряд ли это было что-то приятное. И хорошо, потому что несмотря на внешнюю браваду, идти в город я бы не рискнула.
Со временем, втеревшись к деревенским в доверие, я стала продавать им шкуры убитых мной животных. Еще чуть позже, осторожно убедившись, что «знахарку и травницу» прочь не погонят, стала готовить лечебные настои и мази. Тратить деньги в негостеприимном северном краю было не на что, так что за годы спокойной жизни я смогла скопить приличную сумму. И еще вчера я была уверена, что хотя бы эту зиму, а может и следующие, я проведу, ни в чем не нуждаясь, в маленькой теплой избушке на краю леса, но боги над моими планами только посмеялись.
