Для Джошуа Феррала выдался прекрасный день. Встало теплое солнце и прогнало прохладу из октябрьского воздуха, но он остался бодрящим, свежим и ароматным. Деревья в густом осеннем лесу окрасились в яркие цвета, и казалось, что прелесть девственного леса с готовностью дарила себя человеку. Большой кожаный рюкзак Джошуа был полон свежего мяса, и несколько кусков он припас для себя и своей жены Уайры – чтобы той было с чем поколдовать на кухне.
Джошуа был человеком среднего роста и среднего возраста, тощим и загорелым, в его темных волосах уже блестела парочка седых прядей. Одет он был в простую рубаху и штаны из оленьей шкуры. На боку у него висел остро отточенный нож, а в руках – длинная тонкая жердь с заточенным и обожженным на огне наконечником. Шел он по лесу легким шагом, почти бесшумно, если не считать шороха палой листвы, и чувствовал себя в лесу совершенно как дома.
И как это частенько бывало, Джошуа чувствовал признательность – не к кому-то конкретно, а просто за то, что дикий лес столь щедро предлагал свои богатства. И за то, что он способен был взять их.
Конечно, все это предполагало заботы и часто делало его жизнь трудной – ведь вся деревня благодаря его умению время от времени могла разнообразить свое меню свежим мясом. Таким образом, он был обособлен от остальной части поселян.
Но это почти не беспокоило его. Это был недалекий и приземистый народ, закопавшийся в своих клочках земли, которую они скребли, чтобы прокормиться, не зная, что лежит за околицей деревни и боящиеся даже своей собственной тени. Впрочем, они не желали ничего знать.
«Что ж, – думал Джошуа, – были причины бояться, были. И не своей тени боялись они, но той тени, что распростерлась над всем миром, тени, накрывшей все человечество. И то, что осталось от человечества».
Но не было времени думать о тенях и страхе в этот прекрасный октябрьский день, когда и охота была удачной. Страна была большой – Джошуа лучше многих знал, как она велика. В молодости он немного путешествовал, хотя это и считалось слишком рискованным. Он знал, как далеко простирается девственный лес, которого совсем не понимают и боятся жители маленьких, жмущихся друг к другу деревушек, сохранивших остатки человечества. Человек может прожить всю свою жизнь в покое, без теней и без страхов, в глубине девственного леса. Если счастье от него не отвернется, если он не будет совершать ничего глупого или безрассудного.
Джошуа Ферралу случалось рисковать, но он никогда не совершал ничего глупого или безрассудного.
Вот и сейчас, когда он шел себе неспешно среди деревьев, глаза его не знали покоя. Лист ли шелохнулся, веточка ли вздрогнула – все подмечал его острый глаз.
Всегда есть возможность столкнуться с медведем, дикой кошкой или росомахой. Но он знал, что эти звери почти никогда не нападают на человека, если он не будет трогать их, и Джошуа всегда был готов уступить им дорогу.
Именно поэтому, когда он обогнул полосу бурелома и увидел кустарник, покрытый спелыми красными ягодами и сотрясаемый кем-то невидимым, он тут же остановился.
«Не медведь, – подумал он про себя, внимательно приглядевшись. – Слишком маленький. Может быть, енот. Наверное, он не будет возражать, если я наберу немного ягод для Уайры».
Он бесшумно скользнул вперед, взяв на всякий случай копье наизготовку. Острием копья он мягко отодвинул ветки кустарника. Глаза его широко раскрылись от удивления.
Не медведь и не енот. Ребенок.
Где-то между двумя и тремя годами, решил он. Пухленький, здоровенький и голенький, словно только что родился. Он весь вымазался в грязи и ягодах, и казалось, его совершенно не беспокоит, что он абсолютно один оказался в самой глухомани.
Ребенок увидел Джошуа, перестал жадно обрывать ягоды и уставился на него круглыми, любопытными, начисто лишенными страха глазами. Джошуа подошел поближе и встал на колени, чтобы получше рассмотреть измазанное ягодами личико.
– Ну, чтоб я так жил! – прошептал он наполовину про себя. – Откуда ты взялся здесь, дружочек?
Услышав его голос, ребенок улыбнулся и протянул ему кулачок, полный давленных ягод, из которого падал яркий сок.
– Очень мило с твоей стороны, – улыбнулся в ответ Джошуа. – Я вижу, тебе хорошо здесь живется.
Он огляделся. Между двумя большими кустами ягодника лежала куча сухих листьев, которая, как догадался Джошуа, появилась здесь не сама по себе. И несколько листьев, застрявших в густой копне соломенных волос ребенка, показали, что листья эти – его постель. Джошуа озадаченно покачал головой. Хотя этот мальчик провел прохладную осеннюю ночь совершенно нагим, что было очевидно, больным он не казался. Но сам ли он собрал листья? И был ли он уже голеньким, когда попал сюда? И, в конце концов, как он попал сюда?
Не упуская ребенка из виду, он внимательно изучил почву вокруг ягодного кустарника. Ему удалось обнаружить один-два отпечатка босой ножки, но никаких других следов не было. Казалось, он научился ходить прямо здесь, и сразу нашел себе место для гнездышка.
Внезапная мысль поразила его, будто льдинка скользнула по спине. Неужели ребенка уронили в лес? Они?
Но эта мысль не имела смысла. Они не бросают людей в лес, они забирают людей отсюда. Но ребенок был здесь, и они не могли уйти и оставить его здесь.
Он протянул ребенку руку:
– Что ж, пойдем, таинственный человек, – сказал он с улыбкой. – Лучше нам с тобой отправиться домой. Посмотрим, может быть Уайра найдет тебе кой-какую одежонку.
Какое-то время ребенок внимательно смотрел на него, словно что-то мысленно взвешивая. Его ясные серые глаза потемнели. Потом он улыбнулся, засмеялся и протянул свои ручонки.
Джошуа тоже ухмыльнулся и обнял его. Подняв ребенка на руки, он обратил внимание на странную метку, проступившую на детской руке у самого плеча. Кучка маленьких черных точек явственно проступала на гладкой коже. Расположение их казалось не случайным, но ничего не говорило Джошуа.
Он старательно потер эти точки большим пальцем, и опять беспричинный холодок пробежал по его спине. Но мальчик беззаботно захохотал и запрыгал на его руках, словно торопя отправиться в путь.
И Джошуа повернулся и пошел по лесу домой. «Кое-кто в деревне забеспокоится, – сухо подумал он. – Но я считаю, что Уайре он понравится с первого взгляда. А уж волноваться о том, что его настоящие соплеменники будут его разыскивать, будем потом».
Конечно, он понимал, что лучше этого не делать. Многие годы его деревня не посещалась чужаками, а ближайшее поселение находилось более чем в пятидесяти километрах, гораздо дальше, чем то расстояние, на которое отваживалось путешествовать большинство людей в эти опасные времена.