– Чувак… слышь, чува-а-ак! Помоги, а? – услышал я, вывернув на очередную заснеженную улицу.
Одинаковых маршрутов на темной стороне я никогда не придерживался – меньше было шансов, что подловят. Однако места, где нежити скапливалось особенно много, старался посещать почаще. Вот и сейчас, выбравшись с Рудной, услышал невнятный шум и решил проверить, в чем дело.
Возле наполовину обвалившейся стены сидели двое. Гулей, разумеется. Кто же еще? Довольно тощие, скорее всего залетные, потому что местных я уже всех повывел, зато радостно повизгивающие и с надеждой глядящие на торчащую из стены перекладину, на которой кто-то болтался. Еще одна тварь подбиралась к бедолаге сверху, с трудом балансируя на осыпающейся крыше, однако при виде меня нежить испуганно присела, раззявила пасть и, коротко вякнув, опрометью кинулась прочь. А еще через мгновение оставшиеся внизу гули тоже углядели опасность и, поджав хвосты, с негодующим визгом скрылись в переулке.
Я проводил их спокойным взглядом.
Значит, все-таки местные. Чужие меня бы не испугались.
– Спасибо, чувак! – с чувством поблагодарили сверху, и только тогда я присмотрелся к говорившему повнимательнее.
Невезучая жертва оказалась самым обыкновенным призраком. Проще говоря, неприкаянной душой, которую каким-то ветром занесло на темную сторону Верля. Полупрозрачный, слегка светящийся в сумраке силуэт не мог не привлечь внимания нежити. А если он при этом еще и нашумел… хм. Неудивительно, что его быстро отыскали.
Подойдя поближе, я всмотрелся в нелепо болтающегося на конце балки призрака. Мелкий какой-то, худосочный и совершенно незнакомый мне мужичок, одетый в откровенное рванье.
– Ты кто такой? – спросил я, остановившись прямо под ним и уперев кончик секиры в землю.
Призрак заискивающе улыбнулся.
– Дык это… Рыжун я… Кривым еще кличут. Может, слыхал?
– Вор? – поморщился я, но под маской мужичок не увидел. И радостно вякнул, когда я взмахнул секирой и одним ударом обрубил балку у самого основания.
Судя по тому, как неловко он шлепнулся в снег, призраком мужичок себя пока не ощущал. Руки у него после встречи с гулями ощутимо дрожали, дышал он часто, прерывисто, хотя в этом не было необходимости. Да и вел он себя как человек, совсем недавно оказавшийся на темной стороне, – нервно вздрагивал, все время озирался и пугливо пятился, только сейчас, кажется, сообразив, что попал куда-то не туда.
– А… э-э… и где это я? – пробормотал он, тревожно уставившись на матово-черное лезвие секиры. Затем перевел взгляд на такой же черный доспех, частично скрытый длинным плащом, покосился на низко надвинутый капюшон, из-под которого виднелась кожаная маска, закрывающая нижнюю половину лица, и поежился. – Откуда ты взялся, чувак?
Я хмыкнул.
– Это потусторонний мир. Я, можно сказать, тут живу.
– Ы-ы-ы… а откуда тогда здесь взялся я?
– Ты умер. И Фол отправил сюда твою душу, потому что, по-видимому, при жизни ты серьезно нагрешил.
Мужичок, в очередной раз тревожно оглянувшись, еще быстрее попятился в сторону.
– Не-не-не-не… не может быть!
– Может. Ты мертв. Смирись.
– Н-не хочу… – икнул мужичок, убедившись, что вокруг, насколько хватало глаз, царили разруха и запустение. – Н-не могу… это нечестно!
А затем вдруг развернулся и опрометью кинулся бежать, нелепо размахивая руками. При этом на спине у мужичка зияла приличных размеров дыра, оставленная на память чьим-то кинжалом. Но сам он этого, разумеется, не ощущал. И даже не догадывался, что кровавый след на рубахе ему теперь придется носить до самого перерождения.
Я не стал его догонять – за мелкие грешки сюда никого не ссылают, так что передо мной был как минимум вор, а как максимум – убийца. Так что пусть бежит, пока может. Все равно далеко не уйдет.
Не добравшись до поворота каких-то нескольких шагов, бессвязно бормочущий мужичок внезапно сообразил, что ему совершенно необязательно бежать по прямой. И тут же свернул, лихо перепрыгнул через присыпанную снегом груду камней, а затем скрылся среди развалин. Всего через пару ударов сердца с той стороны послышался испуганный вопль, звонкий щелчок челюстей и невнятная возня. Но вскоре все стихло, и на редкость везучий гуль довольно заурчал, впервые за долгое время решив, что ему повезло на охоте.
Отточенное до бритвенной остроты лезвие лишило его нехитрой радости, с легкостью перерубив толстую шею. Не ожидавший такой подлости гуль, захрипев, упал и протестующе забился, а из его пасти с протяжным стоном вылетело крохотное белое облачко и прямо на глазах со сдавленным писком исчезло.
– Прощай, чувак, – равнодушно сказал я, стряхнув с оружия алые капли. После чего развернулся, снова вышел на улицу и, прислушавшись к торопливому шороху лап, создал еще одну темную тропу – до утра с гулями хотелось бы покончить.
Весна в этом году припозднилась, да еще и долго раскачивалась, прежде чем осчастливить нас своим приходом. И лишь к середине второго месяца соизволила убрать грязный снег с улиц да кое-как подсушить дороги. Зелени к этому времени еще толком нарасти не успело, почки на деревьях лишь недавно начали распускаться, поэтому, несмотря на смену погоды, Верль все равно выглядел серым и унылым.
Пряча глаза от яркого солнца, я пригнул голову и, перепрыгнув через разлившуюся перед Управлением лужу, открыл дверь.
– У меня плохие новости, – хмуро сообщил Йен, стоило мне переступить порог его кабинета.
Я повесил на вешалку грязный плащ и кинул туда же недавно купленную шляпу.
– Неужто кто-то еще внезапно умер?
Стоящий у окна Норриди – с некоторых пор он завел дурную привычку часами таращиться на улицу – покачал головой.
– Дело о пропавшем купце закрыто. Ты был прав – тело обнаружили вчера неподалеку от борделя, куда этот болван отправился на ночь глядя.
– Причина смерти? – без особого интереса осведомился я.
– Сердце не выдержало, – усмехнулся Йен. – Господину Морамону было уже за шестьдесят, но молодые дамочки по-прежнему сводили его с ума. Хорошо хоть, супруга покойного знала об изменах и не прокляла дурака, когда ей сообщили, где и как он провел свою последнюю ночь. А услышав, что умер супруг прямо на одной из продажных девок, леди Морамон только обрадовалась, что старый кобель избавил ее от своего присутствия.
– За проклятие Фол ее бы не облагодетельствовал, – флегматично заметил я, по привычке откинувшись на спинку стула и уложив ноги на соседний. – Но может, она и права – купец свое заслужил. Хотя если он был так охоч до женщин, то умер, скорее всего, счастливым.
Норриди фыркнул.
– Владелец притона испугался, что его обвинят в гибели богатого клиента, поэтому и попытался избавиться от тела. Но что хорошего в том, что известного купца обнаружили голым в придорожной канаве?
