Ирина Рудакова - Они уходят, я остаюсь. Как оставить в прошлом детские травмы, поверить в себя и исполнить мечты

Он висел на толстой скрученной веревке, привязанной к железной батарее-змеевику в ванной комнате. Колени упирались в пол, голова чуть опущена, руки как плети, в воздухе ощущался аромат его одеколона и ужаса. Мне было 7 лет. Это был мой дед.

Осеннее солнце светило ярко, придавая листве насыщенный цвет, и прогревало воздух не хуже, чем летом. Счастливая и веселая, я влетела по ступенькам на крыльцо. Запах алкоголя и популярного советского парфюма говорил о том, что дед приехал на обед, поэтому я побежала поздороваться. В коридоре оказалось пусто. Я увидела свет в ванной и уже открыла рот, чтобы сказать «привет», но резко остановилась. Нужно было как-то объяснить самой себе, что я вижу, вот только ничего не получалось. Все мысли предательски покинули меня, голова опустела. Картина перед глазами никак не загружалась в сознание, грудную клетку сдавило. Я выскочила на крыльцо в надежде добыть свежего воздуха. Кричать было невозможно, как и нарушить тишину. Не помню, сколько времени я провела в таком состоянии.

Когда пришла бабушка, по моим стеклянным глазам она поняла: в доме произошло страшное.

Все детство и летние каникулы я проводила в деревне. Меня оставили здесь месячной крохой, и бабушка заменила маму в первые годы жизни. Дед был начальником милиции, известным и уважаемым человеком не только в селе, но и в близлежащих районах. Мы жили в кирпичном доме с курятником, баней, гаражом, летним домом с печкой и большим огородом. Такое богатство было редкостью. Позже, когда этот самый дом наполняли соболезнующие, я заглядывала в ванную комнату, стремясь увидеть там живого деда. Я надеялась, что успею спасти его, повернуть время вспять. Но находила лишь стены без окон, с которых давно осыпалась побелка, дряхлый титан – своеобразную железную печь того времени, треснувшую плитку и бордовый кафель на полу. Он был бордовым! Кто же кладет такую плитку на пол? По углам на потолке висели лоскуты паутины. Люди входили, выходили, всем обязательно надо было заглянуть туда, словно желая проверить, на месте ли труп. Однако деда уже не было.

У батареи-змеевика отсутствовали крючки, – каждый зевака высказывал собственное предположение, как именно деду удалось привязать веревку и почему он был на коленях. Меня не замечали, ни о чем не спрашивали. Лишь смотрели жалостливым взглядом. Именно тогда я возненавидела жалость в любом ее проявлении. Мне не задавали вопросов, зато их задавала я: «Что толкнуло его на этот шаг? Почему здесь?» Взрослые молчали. Тогда я шла в гараж и разговаривала с его любимой желтой машиной марки «Жигули». С ней было связано много хороших воспоминаний. После смерти деда бабушка отдала автомобиль отцу, а тот, в свою очередь, быстро его продал. Меня оторвали от привычного дома и перевезли в город.

Невозможно прожить жизнь без боли и травматичных событий. Боль – это часть жизни: как и физиологическая, так и психологическая. Боль потери, боль разочарования. Как бы мы ни пытались отгородить детей от негативных переживаний, сделать этого не удастся. Негативные эмоции имеют биологическую и эволюционную основу: вместе с рождением человека рождается его навык чувствовать и переживать. Но самая большая сложность в следующем: после травматичного и болезненного события его трактовка и интерпретация увеличивают степень переживания в несколько раз, – человек начинает страдать. Не испытывать боль, не расстраиваться, а именно страдать. Нелогичные и иррациональные суждения многократно усиливают эмоции, надувая их, словно воздушный шар: «Если бы я была другой, этого бы не произошло», «Каждая твоя ошибка – это доказательство твоей никчемности», «Это тебе за твои “заслуги”!». Подобные когнитивные схемы передаются из поколения в поколение и даже оправдываются: «Мы это делали, чтобы подготовить тебя», «Так ты стала сильней». За ними всегда скрываются привычки и поведение старших: переставая обсуждать, разговаривать, отвечать на вопросы, ребенка оставляют один на один с его переживаниями. От того, как он обойдется с ними и как объяснит их себе, зависит, каким будет его эмоциональный фон, какими убеждениями о себе и мире («опасный он или нет», «во мне что-то не так или я в порядке») ребенок будет пользоваться в дальнейшем.