1. Валерий Лобановский, левый крайний
Каким я его помню… Вот он получил пас от своего верного «Валета», динамовской «десятки», Валентина Трояновского, который сразу же сместился в центр, оставляя его один на один с персональным «сторожем». Рыжий, очень худой, сутулый, в белой футболке с диагональной полосой и одиннадцатым номером на спине.
Вместо того, чтобы сразу пробросить мяч себе на ход, начал продвигаться трусцой, почти боком, куда-то к боковой линии.
Защитникам соперника только этого и надо. Они успели перегруппироваться, а двое, не спеша, уверенно, принялись теснить «рыжего» к лицевой, где «съесть» его было делом техники.
Движения форварда казались неуклюжими, немного замедленными, атака явно захлебывалась. Дойдя почти до пересечения фланга и лицевой, левый крайний хорошо рассчитанным ударом ударил мячом в ногу соперника, и тот (мяч) отскочил за линию поля.
«Угловой!» – радостно выдохнули трибуны, многие болельщики одновременно чиркнули спичками, тут и там вспыхивали и гасли огоньки. Знатоки на радостях потирали руки в предвкушении чего-то многообещающего. «Лобан, гол давай!» – раздавалось отовсюду.
Взяв у мальчика мяч, нападающий долго прокручивал его в руках, выбирая точку соприкосновения с полем. Стадион неистовствовал. Тщательно установив его, он окинул взглядом площадку, куда собирался подавать, и стал отходить назад. Такого разбега, метров 15–20 по беговой дорожке, мне видеть не приходилось.
Стремительно набирая скорость, со всей силы нанес удар по мячу правой ногой внешней стороны стопы. Резко оборачиваясь от вратаря, мяч по высоченной дуге обогнул всех, кто суетился в штрафной, и неожиданно резко упал возле дальней стойки прямо на голову правого крайнего Олега Базилевича, который выскочил, как из табакерки. В элегантном прыжке кивком головы тот переправил его в пустые ворота. «С подачи Валерия Лобановского гол забил Олег Базилевич!» сообщила диктор под овации трибун.
Да, мужики, я свидетель этого чуда, лично все это пережил, давным-давно, в другой жизни, в начале 60-х прошлого века.
Со времен знаменитого бразильца Диди, который продемонстрировал на ЧМ-1958 года серию ударов и передач с подкруткой, Лобановский стал вторым футболистом в мире, который освоил такой прием. Сам он, тогда студент Киевского политеха, говорил, что, овладевая ударом «сухой лист», использовал эффект Магнуса и свои математические расчеты.
«ВЕСЬ КИЕВ ХОДИЛ НА ЛОБАНА»
И потом, что бы ни случалось со мной, в память навсегда врезались фиолетовое небо нашего уютного стадиона, его заполненная чаша, густой, как туман, сигаретный дым, который истекал в свете прожекторов. Как-то без привычки мне поплохело от того дыма, закружилась голова, и какой-то дяденька молча сунул карамельку. Чудо: конфета помогла, как в самолете, где эти карамели также тогда раздавали бесплатно.
И, конечно же, память сохранила навсегда того, на первый взгляд, неуклюжего и худого левого крайнего, который покорил сердце сопливого десятилетнего пацана из Бессарабки, которого заботливо оберегала судьба, когда он так отчаянно и удачно «канал» без билета через забор на все матчи «Динамо».
Во втором тайме Лобановский получил солидную порцию свиста от болельщиков за то, что безбожно водился и терял мяч, не замечая партнеров. Вот и на этот раз, заманив опекунов до самого углового флажка, пытался заработать «угол», чтобы подать его своим фирменным «сухим листом». Но защитники теперь были на чеку, не бросались, выжидали. Тогда он, расшатываясь корпусом, неожиданно резко убрал мяч назад и вправо, а когда защитники бросились туда, ловко рванул влево, к лицевой, прикрывая мяч телом.
Путь к вратарской был открыт. У защитников оставалось два варианта, и оба – не позавидуешь. Или сбивать форварда сзади – стопроцентный пенальти, или надеяться на авось, а вдруг неточно сыграет. Обычно Лобановский такой роскоши им не позволял. Вот и сейчас, подождав, пока голкипер и центральный защитник сместятся в его сторону, заблокировав ближний угол, он элегантно накатил к одиннадцатиметровой отметке, куда на полной скорости врывался Юрий Войнов. Его пушечный удар под перекладину не оставил шансов.
Стоит ли говорить, что все киевские ребята, да разве только они, дни и часы считали до следующего матча, грезили его игрой, и «весь Киев ходил «на Лобана».
«Балерина!» – иногда кричали ему с трибун. И действительно, грациозные театральные па, венские кружева, которые он плел вокруг защитников, скорее напоминали искусство, чем тяжелую повседневную работу, которую сегодня называют футболом.
Нестандартное мышление, непредсказуемые действия, уникальное исполнение угловых и штрафных, самобытный дриблинг, присущая только ему техника, на мой вкус, с высоты болельщицкого опыта, могли сравниться разве что с игрой Эдуарда Стрельцова.
Именно игрой – оба с защитниками играли, как кот с мышонком. Впрочем, Стрельцова пришлось наблюдать после его «отсидки», когда Лобановский заканчивал карьеру футболиста. Старожили уверяли, что молодым он был свежее.
Кое-кто склонен и сегодня утверждать, что Лобановский стал левым крайним с легкой руки Вячеслава Соловьева, тренера, который привел Киев к золотым медалям в 1961-ом.
Якобы он не на той позиции использовал выдающегося футболиста. Как центрфорвард Лобановский принес бы больше пользы, и карьера сложилась бы удачнее. Когда-то и мне так казалось. Говорят, будто Лобановский сам пытался убедить в этом Виктора Александровича Маслова (как будто Маслова можно было в чем-то убедить!).
Не удалось, и Лобановский вынужден был уйти из «Динамо», покинуть Киев. Какой это был шок! Разве мы могли представить «Динамо» без Лобановского? Нонсенс! Если бы не громкие победы Маслова, киевляне бы ему не подарили уход своего кумира.
НО СЛУЧИЛОСЬ ТАК, КАК СЛУЧИЛОСЬ. Игроком Лобановский был интеллигентным, отличался своими знаниями, культурой (закончил с медалью школу, учился в КПИ), много читал. И мнение свое отстаивал последовательно, аргументированно.
Такие не нравятся и не вписываются в авторитарный тренерский стиль. И – какой парадокс! – став тренером, Лобановский в основу всей работы поставил принцип жесткой и безусловной дисциплины и авторитарного стиля, стопроцентное подчинение воли игроков стратегии наставника, утверждал абсолютный диктат дисциплины. За что недруги называли его тренером с тоталитарными замашками.
Что, собственно, так или почти так и было. Да и могло ли быть по-другому в те советские времена, когда принцип вождизма распространялся на все сферы тогдашней жизни – от политики до искусства и спорта?
Когда-то давно, поймав момент, под настроение, я спросил у него: кто был прав тогда, в 1964-м, Лобановский-игрок или Маслов-тренер.
