Философия и риторика – две дисциплины, которые часто ссорятся, но еще чаще живут в согласии. Философия ставит своей целью истину, риторика – убеждение. Философ может быть не всегда красноречив: часто он использует схемы, сложные формализованные представления, напоминающие больше учебник математики или физики, чем выступление на публике.
Но при этом не надо забывать, что даже те философы, которые известны как сложные и книжные, умели, если их просили, излагать основы своего учения не просто красноречиво, но ярко, выразительно, чтобы все запомнили. Например, читать «Феноменологию духа» Гегеля очень непросто, но газетная статья Гегеля «Кто мыслит абстрактно» понятна любому современному читателю, потому что она обращена и к тем, кто вообще не изучал философии. Или «Бытие и время» Хайдеггера – книга непростая, но автобиографическая заметка Хайдеггера «О тайне башни со звоном» объясняет ясно и внятно, зачем человек начинает заниматься философией.
Риторика для философа – не просто способ упростить или сделать модной и популярной свою систему. Это прежде всего зеркало самосознания. Красноречие позволяет взглянуть на себя, на свой опыт, посмотреть, в какой момент ты овладел словом, способным передавать социально значимые мысли.
Цель ораторского искусства – «цель очищения и цель самосоздания», как сказал Аполлон Григорьев в стихотворении «Комета» (1843). Внимание к самому себе создает человека как личность, созидает лучшее в нем. «Мы здесь творим свою судьбу, Здесь гений жаться не обязан», сказал другой русский поэт, Николай Языков, в стихотворении «Дерпт» (1825), о почтенном университете. Если понимать риторику широко, включить сюда и риторику тела, то она действительно позволяет личности «не жаться» и обрести чувство собственного достоинства, проявляющееся в том числе и в телесных привычках.
Философ, особенно современный, не может говорить только об уме и мышлении, отрывая мысль от речи. Тело и телесность, взгляд (оптика), слух, интуиция, особое ощущение вещей и материи, обступающей нас со всех сторон – все это стало центральными темами философии XXI века, соединяющей эстетику с экологией, а антропологию – с экзистенциальными вопросами.
Современная философия мыслит уже не в категориях субъект-объект, но в категориях мира вещей, исправности и поломок, «гиперобъектов» (Т. Мортон), объектно-ориентированной онтологии (Г. Харман), сетей (Б. Латур), реального и виртуального. Вместо слова «субъект» теперь философы часто говорят «агент». Им может быть не только человек, но и число, вещь, здание, город, природа, ангел, звук и т. д. Философия здесь сближается то с экологией, то с урбанистикой, то с социологией сообществ (например, поклонников одной и той же музыки), то с обновленной теологией, рассуждающей о непредсказуемом и чудесном.
Например, музыка может предстать агентом, созидающим людей и сообщества. Город создает своих жителей как актеров собственной сцены. Природа своей непредсказуемостью оставляет записи внутри нашей сущности – и экологическая деятельность поэтому не может сводиться только к отдельным мерам, но должна разгадывать это письмо природы. Город должен быть не только удобным, но и помогать жителям познавать себя и свои потребности. Музыка не просто становится любимой, но влюбляет в себя и помогает влюбляться. Если в современной философии и говорится о субъекте и объекте, то субъект «учреждается», а объект «полагается».
Субъект и объект в современной философии – это не исходные данные для рассуждения, а проблемы, ситуации. Мир вещей и слов (вспоминая название главной книги Мишеля Фуко) предшествует миру наших рассуждений. Поэтому возвращается и риторика: она размечает мир речи так же, как наше рассуждение размечает предметный мир. Риторика показывает, что слова могут действовать так же самостоятельно, как и предметы. Слова не только манипулируют нами – хотя современная философия и предупреждает о манипуляциях, – они по-новому раскрывают нас, по-новому обращают нас к себе, по-новому учат справляться с миром вещей.
В этой книге представлены работы философов, интеллектуалов, теоретиков риторики, в которых воспитание оратора сочетается с воспитанием личности. Хорошо говорить означает хорошо себя представлять, хорошо себя представлять – быть честным с собой, быть честным с собой – быть хорошим человеком.
Оратор иногда разоблачает, а иногда, наоборот, «облачает», представляет своего клиента (древнеримский термин) в лучшем виде. Но эти разоблачения и облачения – часть большого спектакля, в котором есть моральный вывод и который не противоречит моральным ожиданиям общества. Выворачивая наизнанку какие-то привычные понятия, оратор показывает их доброкачественность и доказывает, что мы можем быть честны в общественной жизни не только на словах, но и на деле, всем своим присутствием.
Риторику иногда считают лукавым искусством воздействовать на умы пышными многозначными словами, «пускать пыль в глаза». Да, такова иногда риторическая фантазия, то есть представление несуществующего как существующего. Но настоящее риторическое искусство долговечно, а фантазия долговечной быть не может, долго обманывать невозможно. Поэтому в центре ораторского дела – не фантазия, а воображение, умение мыслить в ёмких образах, находить четкие их границы – и тем самым убеждаться в том, что нужно действовать так или иначе. Аристотель, как мы увидим в посвященной ему главе, прямо говорил, что риторика, как и философия, имеет дело с истиной, только скорее с истиной практического политического действия. Это истина переустройства общества на более справедливых началах.
В отличие от простых учителей ораторского искусства, философы и интеллектуалы рассматривали не только как сделать речь убедительнее, но и куда ведут аргументы оратора. Они наблюдали, какие аргументы позволяют нам чувствовать себя увереннее, какие аргументы разоблачают манипуляции и злоупотребления, какие аргументы делают социально-политический мир более прозрачным. Довод оратора и есть его действие.
Риторика – это в каком-то смысле искусство починки мира: правильно располагая «сильные» слова, мы разрешаем этим словам потребовать от мира большей прямоты, чтобы ни одно намерение не осталось скрытым. Оратор не только публично призывает к чему-то людей, он как бы направляет прожектор на социально-политическую жизнь, и где были тени и призраки частных интересов, там мы увидим мир-театр, людей-актеров, которые должны объяснить городу и миру, чего именно они хотят. Поэтому ораторское искусство, пользуясь выражениями современного немецкого философа Юргена Хабермаса, превращает в публичной сфере «слабую публику», которая знает только частные интересы и страхи, в «сильную публику», умеющую артикулировать и предписывать общие интересы, направленные на общее благо.
