Проснувшись, Павел Молчанов посмотрел на часы. Пять утра. У него оставалось еще законных два часа для полноценного сна. Он уже натянул было на себя одеяло, но вспомнил о вчерашней ссоре с Олей.
Оля спала на соседней кровати, отвернувшись. Прикрывавшее ее одеяло наполовину сползло, открыв плечо и часть спины. В другое время он обязательно бы встал и поправил одеяло, но сейчас решил, что делать этого не стоит.
Некоторое время он лежал, разглядывая потолок. Все в его жизни вроде бы прекрасно, подумал он. Агентство процветает, от заказчиков нет отбоя, стоит апрельское утро, он, как всегда весной, чувствует прилив сил. Но радости нет. Потому что вчера, перед тем как лечь спать, Оля на него обиделась без всяких на то причин.
За что? Он лишь сказал, что им не мешало бы узаконить отношения. Причем сказал не всерьез, а вскользь, полушутя. Она же в который раз поинтересовалась: разве его не устраивает, что они просто живут вместе?
Он еле сдержался, чтобы не ответить резкостью. Промолчал. Хотя сейчас думает: может, то, что он промолчал, было даже хуже, чем ответить резкостью. И вот результат – они всю ночь проспали, отвернувшись друг от друга. И неизвестно еще, во что эта ссора выльется.
Они живут вместе почти год, но он до сих пор ее не понимает. Он иногда думает, что любить ее – все равно что ловить ветер в поле. Но может, он потому и любит ее до беспамятства, что она – этот самый ветер?
Ладно, он знает, что сейчас сделает. Приняв душ и глотнув кофе, он, ничего не говоря Оле, поедет в Тверь, где его давно ждет богатый клиент. Этот клиент спит и видит, когда он, Павел Молчанов, согласится взяться за его дело, не содержащее в себе, в сущности, никаких особых трудностей. А когда он, примерно часов в одиннадцать, вернется в Москву, дым рассеется и он сможет спокойно поговорить с Олей.
Встав, осторожно, чтобы не разбудить Олю, прошел на кухню. Включил кофеварку, прошел в ванную, принял душ. Натянул кроссовки, джинсы и свитер, налил полную чашку кофе и, держа ее в руках, направился в гостиную, где стоял компьютер.
Проверка почты по имейлу была для него обязательной утренней процедурой, поэтому сейчас, включив компьютер, он прежде всего посмотрел, нет ли новых поступлений. Наградой ему было возникшее на экране письмо на английском языке:
«Пол, привет! В субботу я прилетаю в Москву по делам, думаю пробыть здесь до июня, а может, и больше. Страшно хочу увидеть тебя, поговорить. Надеюсь, ты покажешь мне Москву?
А также познакомишь с какой-нибудь хорошенькой девушкой? Представь, я до сих пор холост. И до сих пор у меня в ушах стоит грохот Балкан. И то минное поле, помнишь? Как только прилечу, я сразу же тебе позвоню, ты же, если захочешь меня найти, смело можешь позвонить или просто прийти в гостиницу «Золотой амулет». Жить я буду там, поскольку мои дела в Москве будут связаны с этой гостиницей. Надеюсь на скорую встречу. Обнимаю, твой Джон Лейтнер».
Сегодня пятница, значит, Джон завтра будет в Москве. Отлично. С Джоном Лейтнером, своим ровесником, он в Америке учился с пятого по девятый класс в одной школе и в одном потоке. Правда, тогда, будучи детьми, они мало интересовались друг другом, общаясь лишь в аудиториях и на спортивных площадках. А вот когда они встретились через пятнадцать лет на Балканах, куда оба попали в составе миротворческих сил, он – российских, Джон – американских, они стали настоящими друзьями. Их судьбы оказались похожими, Джон после школы поступил в Вест-Пойнт, окончил его и, когда они встретились у Адриатики, работал в штабе соседней американской части, куда Молчанов постоянно приезжал как переводчик. Вместе они не раз попадали в переделки. Однажды, когда их штабные джипы потеряли дорогу и попали на минное поле, они чуть не погибли. Перед отъездом в Россию он заехал в часть Джона, чтобы попрощаться, и они договорились перезваниваться и переписываться с помощью компьютера, и вообще не терять связи.
В одном из писем Джон не без иронии написал: для того чтобы их судьбы не очень расходились и в дальнейшем, он последовал его примеру, ушел из армии и занялся частным предпринимательством. Однако каким именно предпринимательством, не объяснил. Судя по этому письму, Джон занялся гостиничным бизнесом.
Выйдя из квартиры, Павел осторожно прикрыл дверь и, спустившись вниз, прошел к гаражу, в котором стоял его «вольво».
Выехав из гаража, направил машину в сторону Ленинградского шоссе.
В пути вдруг с особой остротой осознал, как мучительна одна только мысль, что он может потерять Олю.
Он был москвичом, но самым тесным образом был связан с маленьким провинциальным Рыбинском – потому что и мама и отец были из Рыбинска. Отец был намного старше мамы, он преподавал в МГУ скандинавские языки, а мама была там студенткой. Случай, а может, что-то большее, чем случай, свел их в Москве. Они поженились, родился он. Павел помнит: каждое лето, пока ему не исполнилось десять лет, они всей семьей приезжали в Рыбинск, где жили в доме его деда, отца матери, у самого водохранилища. Там он научился плавать, грести, ходить под парусом. Счастливое было время…
Потом отца пригласили преподавать скандинавские языки в США, в Гарвардский университет. До пятнадцати лет Павел, или Пол, как его там звали, ходил в американскую школу. Когда контракт отца в Гарварде закончился, отец отказался от нового контракта, и они вернулись в Москву. По-английски Павел к тому времени говорил свободно, так что мог выбрать любой языковой вуз. Он выбрал военный институт иностранных языков.
После окончания института он некоторое время работал переводчиком в Генеральном штабе, его должны были послать на работу в постоянное представительство России в ООН. Но вместо этого он попал на Высшие курсы усовершенствования офицеров воздушно-десантных войск, после которых сразу оказался в бывшей Югославии, в составе российских миротворческих сил.
После двух лет, проведенных на Балканах, его уволили без сохранения льгот и пенсии – за рукоприкладство в отношении старшего по званию. Он был капитаном, а ударил майора, дежурного по части. Ударил за дело – в сожженной деревушке осталось несколько стариков и детей, он знал, что их вот-вот накроют из минометов, и вызвался с еще тремя добровольцами вывезти всех из деревни. Но майор, дежурный по части, запретил это делать. Он пытался переспорить майора, а когда понял, что не переспорит, – покрыл матом. Майор ответил, он ударил. Так, что майор выключился.
Ему грозил трибунал. Но в конце концов его просто уволили.
Потом, уже в Москве, ему позвонил полковник Радич, служивший в штабе этой же части. Радич объяснил, что, узнав о случае с майором, пытался отстоять Молчанова, а когда это не получилось – сам подал в отставку. К тому времени Павел уже подумывал о том, чтобы открыть частное охранно-детективное агентство. Он сказал об этом Радичу, тот его поддержал. Добавив к своим деньгам ссуду, взятую в банке, они открыли агентство, причем Радич настоял, чтобы формально руководителем агентства считался Павел Молчанов. Чуть позже Радич привел в агентство своего дальнего родственника адвоката Костомарова – и дела пошли.
