Я работал дома за компьютером, когда позвонил мой шеф – главный редактор известного московского еженедельника.
– Слушай внимательно. Поселок называется Велич, там случилось что-то непонятное! Жители то ли парализованы, то ли в коме, большинство просто лежит в своих домах и не двигается! Даже точно неизвестно живы ли они!
Я уставился в стену за монитором. Вообще-то, когда человек в отпуске, с ним не говорят так, будто за последний час десять раз пересекались на рабочем месте.
– Понимаю, понимаю, – сказал шеф. – Ты всего неделю отгулял. И все-таки прошу пойти мне навстречу. У меня сейчас свободны только две молоденькие девчонки, но твоя кандидатура – оптимальный вариант.
– Это почему? Поняли, кто у нас лучший журналист?
– Не в этом дело. Просто сейчас тот случай, когда нужен именно такой человек, как ты. С твоей дотошностью и упрямством…
– Постойте. У каждого свои недостатки, и не надо их преувеличивать.
– Кто сказал, что дотошность – недостаток? – шеф усмехнулся. – Дотошность, въедливость – это то, что сейчас нужно. Объяснить? Человек, передавший нам эту информацию, уверяет, что на въезде в поселок скапливаются спецподразделения местных силовиков. Короче, Велич, скорее всего, блокируют. И неясно, как долго это может продлиться.
– Да что ж там такое случилось?
– Это и надо выяснить. Признаюсь, у меня большие сомнения, что власти заинтересованы в разглашении подробностей. Так что у тебя есть шанс поиграть в партизана. Ты же как-то говорил, что истинные репортеры обретаются исключительно на Западе – те, что лезут в зонах конфликта туда, где ведут бои враждующие стороны, а наши, мол, ползают, как будто спят на ходу.
На стол запрыгнул мой здоровенный рыжий кот. Наверное, решил, что хозяин уже закончил работу. У него привычка такая – понюхать монитор, колонки, «мышку». Я столкнул его со стола, хотя обычно беру на руки. Кот спрыгнул на пол, удивленно посмотрел на меня.
– Как могло парализовать целый населенный пункт? Это что, террористический акт?
– Сомневаюсь. Кому нужен дохлый поселок в Воронежской области? Лично я больше склоняюсь к эпидемии. После атипичной пневмонии и птичьего гриппа я не удивился бы какой-нибудь новой заразе.
– Не знаю, не знаю… Тут вот в чем загвоздка. Мне ведь надо…
Я запнулся, соображая, как бы выразиться, но мой шеф – человек на редкость догадливый, да и в людях разбирается – знает, чем живет едва ли не каждый его сотрудник.
– Мне все известно, не переживай. Про книгу и все такое.
Он был в курсе моих писательских дел. Ему было известно, что я подумываю после отпуска увольняться. После того, как мои первые книги получили хорошие отзывы читателей, одно московское издательство включило в план сразу три моих романа, которые я написал давно и, сказать по правде, уже не надеялся на их издание.
– Понятно, – только и сказал я.
– Решать, конечно, тебе. Дело даже не в хорошем гонораре за статью, не в том, что это будет информационная бомба. Лично мне интересно, что там случилось с такими же обычными людьми, как мы с тобой. Зачем понадобилось блокировать поселок? Я всегда считал: сколько бы власти не распространялись о своих благих намерениях, СМИ должны их контролировать в меру своих возможностей.
– Хорошо. Считайте, что я уже в Величе.
Я еще не уволился, а главред не каждый день обращается с такой просьбой к рядовому журналисту.
– В контору заезжать не надо, – сказал шеф. – Возьми такси и двигай в аэропорт. Билет тебе уже заказан.
Мы попрощались, он положил трубку.
Я закрыл глаза, откинулся на спинку стула.
У меня есть привычка в напряженные моменты жизни замирать на несколько минут, прислушиваясь к себе и окружающему миру. На верхних этажах моего дома кто-то играл на фортепиано. Тревожная, завораживающая, даже пугающая музыка – казалось, ее написали специально для триллера. В классике я разбираюсь неважно, но эта мелодия оказалась знакомой – «Реквием» Моцарта.
Я встал из-за стола, выключил компьютер, стал запихивать в сумку вещи, блокнот, диктофон. И старался не думать, что меня ждет в поселке под названием Велич.
1. Новые жители в умирающем поселке
1
Две семьи, переехавшие в поселок, выглядели странно.
Они прибыли в Велич на двух серых машинах в субботний вечер – жаркий, безветренный и безлюдный. Их приезд волею случая наблюдал лишь один человек.
Павел, учитель местной школы, сорока четырех лет, худощавый, крепкий, родился в Величе и уехал отсюда после выпускного вечера. Потом была учеба в университете и восемнадцать лет семейной жизни, закончившейся разводом прошлым летом. И Павел, оставив квартиру жене с дочерью, вернулся назад, к матери. На работу его взяли с радостью – в школе не хватало учителей.
Он переехал не только потому, что не хотел скитаться по съемным квартирам. Ему понадобилась смена обстановки, чтобы пережить стресс, и желательно смена мегаполиса на тихое местечко, где он смог бы больше находиться в уединении. Кроме того, здоровье матери ухудшалось, и его присутствие оказалось для нее очень важным.
Почти каждый вечер Павел отправлялся на прогулку, и для него по-новому открылись строчки из Ахматовой: «И долго перед вечером бродить, чтоб утомить ненужную тревогу…». Он двигался по Тополиной улице к югу – к шоссе, уходящему в юго-восточном направлении и соединявшему Велич с автострадой. Павел прогуливался по шоссе и, когда чувствовал, что достаточно, возвращался назад той же дорогой. Иногда на обратном пути он не доходил до Тополиной улицы и сворачивал вправо на неприметную тропу, которая выводила на пустырь, заросший густой травой и обнесенный коконом кустарников.
Когда-то, еще до рождения Павла, здесь находилась окраина Велича, но поселок хирел, его территория уменьшалась, и жилые дома отступали, жались к центру, как разбитые армии, спешащие соединиться друг с другом. Сейчас на пустыре осталось всего два ветхих деревянных дома, два сарая, и между ними – такая же старая постройка, представлявшая некогда летний домик на чьем-то дворе, от которого сейчас не осталось даже ограды.
От пустыря к поселку тянулась узкая дорога, заросшая кустарником, и первый жилой дом располагался почти в километре, если не считать убогую хижину Леньки – местного бомжа и старьевщика.
Иногда Павел возвращался этой дорогой – получалось, он прогуливался по кругу. Этот путь исключался зимой, когда было много снега, после сильного дождя и во время весенней распутицы. Но в жаркий вечер он был предпочтительней – слишком густые заросли и много мест в тени.
Сегодня, в этот июльский вечер, была именно такая погода, солнце еще припекало, и Павел свернул на тропу.
Он остановился, чтобы развернуть шоколадную конфету, пока от жары она не превратилась в кашицу, когда услышал звук приближавшегося автомобиля.
