Топот чьих-то быстрых шагов звоном молоточков отозвался в голове. Сознание понемногу возвращалось в бренное тело и корчилось в муках. До обоняния донёсся смрад сырости, затхлости и немытых тел.
Кораблём не пахло!
Минуточку…
С трудом разлепив свинцом налитые веки, я уставилась в тёмный, лишённый штукатурки, — как, впрочем, и любой другой отделки, — потолок.
— Эта? — пробасили откуда-то сбоку.
Многострадальная голова снова взорвалась от боли. Ей вторило протяжное эхо, что не сулило для меня ничего хорошего.
Кто-то хмыкнул и чуть не прикончил меня дичайшим скрежетом металла. Черепная коробка не выдерживала этих звуков. Мне пришлось закрыть уши руками и занять устойчивое положение, вот только с последним оказались проблемы.
Кандалы на моих руках оказались на редкость свободными и довольно функциональными, а вот отсыревшая койка, напротив, жутко неудобной, неустойчивой и низкой.
Снова послышался лязг металла. Цепи на кандалах жалобно звякнули, вторя моему протяжному: «Ма-а-ать…». Я рухнула аккурат под ноги вошедшему старику в зимнем плаще с меховой отделкой не только на воротнике, но и по подолу.
— Бесчинствуете, госпожа? — неприятно хохотнул старик.
Ему будто доставляло удовольствие лицезреть меня в столь унизительном положении.
Извиваясь ужом, чертыхаясь и попросту матерясь, я смогла присесть, а затем и осторожно встать на ноги. Голова от этих манипуляций закружилась. Недовольство койкой отпало само собой.
Где ты там, родимая? Что-то ножки не держат.
— Вы присядьте, присядьте. — посмеивался жутко важный старикашка, потирая кошмарные усы. — Разговор у нас будет долгим.
На долгие разговоры я была не настроена. И блаженный бы понял, что я угодила в темницу, а здесь лучше говорить поменьше. Меньше скажешь — меньше дадут.
— Откуда прибыли? — мужчина рукой только махнул, а ему уже внесли обитый бархатом стул и подставили под его отнюдь не тощую задницу. Он сел с таким важным видом, словно находился в тронном зале на собственной коронации.
— Оттуда, — попыталась улыбнуться я.
— Дерзить представителю власти изволите?
Света от зажжённых в коридорах темницы факелов было ничтожно мало для того, чтобы как следует рассмотреть черты лица вздумавшего допрашивать меня деда, и воображение играло со мной в злые игры. Мне почудилось, что кончики его усов зашевелились, будто ядовитые змеи, готовящиеся к броску.
Жуть какая. Брр!
— Вам же хуже. — издевательски пообещал старик. — С какой целью прибыли в Валервиль?
Я выдала себя тут же. Челюсть чуть на пол не упала, рот открылся в немом вопросе и лицо, как топлёный воск, медленно вытягивалось, сползая вниз.
Я в столице? Быть того не может! «Вьюга» — треклятый корабль, на котором я плыла в столицу, должен был причалить в Валервиле…
Ничего не помню. Всё плавание — один сплошной стресс и мучения. Кто же знал, что у меня морская болезнь обнаружится? Плавала раньше и ничего, а здесь на вторые сутки как хворь кто наслал. Помру, думала. Не то что внутренности — душу выблюю, к чертям собачьим.
Правда, я прежде на такие большие расстояния и не плавала. Не могу утверждать, что у морской болезни отсутствует накопительный эффект, который меня чуть в могилу не загнал. Но я смело могу утверждать, что память от этого не теряют и трое суток, как мгновение, не проносятся!
— Ты что, деточка, не ведаешь, где находишься? — риторика у старика быстро поменялась. Глядите, я уже госпожой перестала быть. — Подай бумагу! — рявкнул старикашка.
Надзиратель мигом метнулся к восседающему на стуле мужику и развернул перед ним довольно увесистый свиток.
Вспыхнувшее любопытство притупило головную боль.
Интересно, что там?
— Не видать ничего. Факел поднеси. — недовольно промямлил старик.
Надзирателю пришлось бежать и за факелом.
— А я точно в Валервиле уже, да? — решилась подать голос, деловито расправив плечи.
Не хотелось бы опять ошибиться. Я уже села на один корабль пять лет назад. К эльфу в плен угодила. Спасибо, не нужно мне больше таких ошибок. На этот раз у меня должно всё получиться.
В конце концов, сколько можно по чужому миру скитаться, зная, что я не одинока? Мне есть у кого попросить помощи и с кем искать ответы на бездну вопросов о моём пребывании здесь.
Старик не успел ответить. Вернулся надзиратель с факелом и, встав позади, осветил центр моих казематов.
— Вытянешь ко мне руки — протянешь ноги. — прочитал мужчина, недовольно зыркнув на меня поверх свитка. — Я в императорском дворце буду чаще, чем ты, холоп, на свежем воздухе. — и снова недовольный взгляд в мою сторону. — Обнимать меня нужно нежнее и левее… — глаза старика, под которыми залегли пугающие тени от игры света позади, округлились и увеличились. — Мне палец в рот не клади, удод, я тебе его по локоть откушу… — продолжил читать старик, но недоумённо приподнял брови. — Это что такое? — вопрос почему-то адресовался мне.
Будто это я ему эту бумажку подсунула.
— Полагаю, трудности перевода. Там, наверное, не «удод», а «урод». По тексту больше подходит, мне кажется. — я пожала плечами и выдавила нервную улыбку.
— Какой удод? — старик довольно резво вскочил со стула и затряс свитком перед собой. — Тьфу! Какой урод?! Это же… Это безобразие! Угрожать таким старшему инквизитору… — мужчина задыхался экспрессией и злостью. — Это всё равно, что угрожать короне!
— Согласна. — опасливо протянула я, собирая занозы ёрзающей задницей. — А я здесь при чём?
— А кто? Кто при чём? Может быть, я это вчера инквизитору под протокол задержания надиктовывал?
— Я, что ли? — моё изумление было искренним и правдивым. Вообще не помню никакого задержания. И уж тем более, никакого инквизитора.
Да и не могла я так глупо выдать себя. Первый год попаданства, что ли? Не прокололась бы я так.
