Как-то всё в жизненном порядке вещей сложилось таким образом, что много, очень много лет назад я начал заниматься музыкой – замечательным видом искусства, дарующим усладу слуху, гармонию душе, а нередко ещё и приятную жизненную занятость тому, у кого с упомянутыми явлениями всё в порядке. С тех пор пролетели годы, точнее не годы – десятилетия, избранное когда-то занятие по-прежнему со мной, оно со временем становилось всё серьёзнее и серьёзнее, растянувшись в результате на всю жизнь и став основным видом деятельности, тем, что называют словом «профессия». Случайно всё так произошло или нет, теперь трудно сказать. С одной стороны, если присмотреться, то очень многое в этом мире порождено случаем, а с другой стороны, так все случайности, похоже, взаимосвязаны между собой, а порой и вытекают одна из другой, образуя в результате цепь уже как бы и неслучайных жизненных эпизодов.
Поворотным событием, открывшим мне дорогу в музыку, тропинку в мир звуков, организованных высотно, темброво и метро-ритмически, стало поступление в музыкальную школу. А что же ещё?.. Хорошая учёба в школе общеобразовательной не помешала в те едва памятные годы покинуть её по окончании восьмилетки и продолжить обучение в музыкальном училище, а вот с высшим академическим у меня не сложилось. Причиной тому послужили некоторые события, о которых немного позже…
А когда же и благодаря каким обстоятельствам музыкальные занятия стали для меня профессией? Когда-то много лет назад я, уже самостоятельный молодой человек, поинтересовался мнением отца о возникшем у меня намерении пойти работать в музыкальный ансамбль одного из наших городских ресторанов. Шло заключительное десятилетие существования советского государства. В мои двадцать с небольшим я, окончив музучилище и отслужив в армии, учился в университете на факультете, никак не связанном с музыкой, и играл в самодеятельном ВИА, подумывая о карьере профессионального музыканта – очень уж хотелось, чтобы это дело стало кроме удовольствия приносить ещё и средства к существованию. В плане реализации задумки о работе в «кабаке», которая могла дать реальную возможность заработать на хороший инструмент, меня смущало лишь то, что я не знал, как посмотрят на такой мой шаг близкие люди.
В нашей стране тех лет отношение, как их называли, широких слоёв общественности к проявлениям буржуазного изобилия, чуждого социалистическому образу жизни, было сдержанно негативным. Трудно отрицать наличие скрытого конфликта между теми, кто получал в конце месяца в заводской кассе зарплату и нёс её домой, и другими, кто мог позволить себе оставить в ресторане полторы-две такие зарплаты за вечер. В сложившейся ситуации некий шлейф негатива тянулся и за всем тем, что было с рестораном связано. За музыкальной работой в том числе.
На мой вопрос отец после короткого раздумья ответил спокойно и уверенно:
– Сынок, любой способ заработать на жизнь хорош, поэтому иди в свой ресторан да играй там получше! С моей стороны никаких возражений нет, а если чем-то нужно будет помочь, то говори, не стесняйся…
Надо сказать, что в те отдалённые времена слово «заработать» всё ещё имело значение вознаграждения за общественно полезный труд, одобряемый окружающими, в отличие от нынешнего дня, когда деятельность киллера и путаны тоже называют работой, а пушки в комментариях к иным телевизионным репортажам «работают» по позициям противоборствующей стороны.
Прямота и уверенность отцовых слов освободили меня от колебаний, а помощь и поддержка близких надолго стали основой для музыкального становления.
Часть первая – Как всё начиналось
Первые шаги
А вся моя музыка началась с трофейного аккордеона, привезённого отцом из Германии после окончания войны, откуда он вернулся домой в 50-м году. Аккордеон был красивый: перламутровый бежево-коричневого цвета с перламутровыми же закруглёнными к концам клавишами и двумя регистрами в правой клавиатуре. На деке изящными буквами белого цвета было написано название «La Paloma», по-нашему «голубка» – была такая популярная песенка когда-то. Меха с легким шипением пропускали воздух через мелкие трещины, причинённые временем и всяческими передрягами, но когда отец брал инструмент в руки и начинал играть, этот призвук не был слышен. Играл он на нём две-три мелодии, заученные на слух ещё во время нахождения в Потсдаме, одну из них, немудрёный такой вальсок, я и сейчас помню, а понадобится, сыграю.
В детские годы я о музыке не помышлял, а занимался шахматами в кружке городского Дома пионеров, участвовал в детских турнирах, изучал шахматные учебники, даже заработал спортивный разряд, но между этими делами и занятиями в школе время от времени всё же брал отцовский аккордеон и что-то на нём подбирал. А в одиннадцать лет родители отдали меня в музыкальную школу с такими доводами: почему бы не попробовать, ведь есть же инструмент, так что он без дела стоит, а коль не понравится – бросим, скоро двенадцать исполнится, потом вообще уже не возьмут…
Общеобразовательная школа образца шестидесятых-семидесятых ничего мне не дала в плане музыкального образования, да и не могла дать, от тогдашних уроков пения в младших классах осталось лишь воспоминание о высоком худом и сутулом учителе, ходившем по классу со скрипкой у плеча и смычком в руке. Он выводил на струнах мелодию, а мы всем классом вослед ей пели песню о том, как «в маленьком и тихом городе Симбирске родился великий человек». Ещё у нас в школе какой-то период репетировал оркестр народных инструментов, куда привлекли играть и меня, но, разок выступив на каком-то смотре, он вскоре прекратил своё существование.
Моя музыкальная школа открылась не так давно и находилась на окраине города. Еехать на автобусе до неё было минут тридцать-сорок, зато при поступлении отсутствовал конкурс, что оказалось решающим фактором при выборе учреждения. Была она маленькая, занимала четырёхкомнатную квартиру на первом этаже панельного дома, где класс аккордеона и баяна находился на кухне, хоровой класс в гостиной, а фортепианный в спальне рядом с кабинетом директора. Не всё складывалось у меня гладко в первые месяцы занятий, я в самом деле чуть было не оставил учёбу, заявив родителям, что шахматы лучше, но, видать, судьба тогда уже была написана.
А дома мы со старшим братом, только что пришедшим из армии, играли вдвоём – он на семиструнке, я на аккордеоне – песню про детство из репертуара Эдиты Пьехи и ещё что-то. Даже записали своё музицирование на только что купленный отцом портативный бобинный магнитофон и очень этим гордились. А потом брат какое-то время барабанил в ансамбле клуба вагонного депо, куда на вечерние репетиции приводил иногда и меня. Там я в первый раз и прикоснулся к клавишам электрооргана, очень похожим на аккордеонную клавиатуру. На этом инструменте в ансамбле играл сам руководитель, но разок и мне позволили посидеть за ним, предложив для исполнения буквенную гармонию песни «Разнесёт весна тополиный пух». Я тогда ещё не знал значений изображённых на бумажке букв и цифр и попросил написать мне вместо них ноты, но руководитель, похоже, как раз в нотах и не был силён. Короче говоря, ничего у меня в тот раз не получилось.
