ЧАСТЬ четвертая. И кровь, и любовь
ГЛАВА 47. Птичка, сидящая на иве — наивняк
{Россия. Ива}
— Думаю, что вот этот оттенок помады под названием «Улыбка утра» очень даже подойдет, если у вашей подруги бледная кожа.
— Очень красивый. А этот карандаш для подводки не слишком отличается по тону?
— Нет, то, что надо.
— А где у вас тут прозрачный лак для ногтей?
— Есть с блесками, есть просто прозрачный. Какой хотите?
— Давайте и такой, и такой. По три флакончика каждый. И еще…
Корзинка Ивы постепенно наполнялась и тяжелела. В нее летели лаки, туши, контурные карандаши и разные другие мелочи, которые так радуют девочек и кажутся совершенным расточительством мальчикам. Все это Ива планировала подарить новым подругам. Не забыла и себя любимую: купила флакончик духов и еще одни новые на пробу. Духи пахли, как утро в Анарамарии, когда бежишь среди цветущих кустов, а они стряхивают на тебя душистые капли росы, и между веток плывут ароматы просыпающихся пионов. Стоп! Опять она об этом думает!
Родной мир после Анарамарии показался Иве серым и тусклым. Возможно, потому что на фоне буйства цветов в том мире (которые словно соревновались в пышности и яркости цветения) в родном городе Ивы дворники заканчивали вычищать накопившийся после зимы мусор, газон только-только зазеленел, и на клумбах начали прорезываться первоцветы. Город еще колебался на грани смены времен года, и холод прятался за серыми летящими тучами, омрачавшими неуверенно голубое небо. Весна {там} и весна {здесь} походили друг на друга, как цветная фотография на черно-белую.
Вчерашний день Ива честно посвятила ничегониделанью. Валялась на диване перед телевизором, просматривала новости последних дней, проверяла социальные сети. Как ни странно, но мир продолжил жить и без Ивы, напрочь забыв о существовании блудной дочери. Но Ива не особо расстроилась из-за этого. Как и из-за гневных писем от начальства, обиженного внезапным и незапланированным отпуском своей рабын… то есть подчиненной. Однако ни угроза увольнения, ни упреки в неблагодарности работнице, «в которую компания вложила столько времени, сил и труда», не возымели того эффекта, на который был, видимо, расчет. Ива полюбовалась в он-лайн банке красивой цифрой на своем счету, заказала доставку домой суши-роллов и пиццы и отпраздновала увольнение с работы обжорством. Мысль о возвращении в офис казалась сейчас насилием над личностью.
Зато первый полноценный день отпуска должен был ознаменоваться активным шоппингом и посещением родительницы.
Торговый центр располагался у входа в метро. Высился бетонной скалой с яркими светящимися билбордами. Ива, одетая в легкую курточку — погода изменилась, и на улице стало тепло — прогулялась до него, ностальгически оглядывая родные улицы и невольно сравнивая их с миром драконов. Тряхнула головой, выкидывая из мыслей и его, и одного конкретного дракона, настроилась на удовольствие от покупок. Влилась вместе с толпой в стеклянные двери.
Магазины зазывали покупателей яркими витринами, скидочными ярлычками и стройными рядами вешалок с модной одеждой, но Ива на приманки не поддалась, кидаться деньгами не захотела и пошла строго туда, куда влекла ее нужда.
Выйдя из магазина косметики, она отправилась искать спортивную обувь. Лично примерила несколько моделей, нашла самую удобную и озадачила продавщицу:
— Мне нужны такие же кроссовки розового, голубого и бежевого цветов. Вот этих размеров… — в ход пошла мерка, которую Ива срисовала в Анарамарии с ног подруг и вырезала затем ножницами. — По две штуки каждая.
— Вы хотите купить шесть пар кроссовок? — восхитилась и чуть ужаснулась продавщица.
— Пожалуй, семь, даже восемь, — задумчиво сказала Ива, оглядывая полки.
Свалив на ошарашенную продавщицу работу по подборке обуви, она нашла и себе новенькую пару нежно-зеленых кроссовок. Они выглядели изящно, чем-то напоминая женские туфли и одновременно являясь удобной и эргономичной обувью. Поколебавшись, Ива взяла и бежевые тоже.
Выходила она из магазина, с трудом удерживая в руках три огромных пакета, набитых коробками. Спустилась вниз по эскалатору на этаж ниже и…
— О! Кого я вижу!
Пакеты чуть не выпали у девушки из рук.
Павел был почти таким же, каким его помнила Ива — холеным, дорого и модно одетым и с тем самодовольством на лице, которое она когда-то ошибочно приняла за выражение уверенности сильного мужчины. За три года, что они не виделись, мужчина слегка раздобрел, но был тем же красавцем, который однажды поразил сердце молоденькой и неопытной девочки. Но с тех пор Ива повзрослела и смогла простить себя ту — глупышку, верящую в сказки со счастливым концом.
— Ивка, ты что тут делаешь? — спросил Павел, оглядывая пакеты в руках Ивы.
— Здравствуй, Паша, — как можно спокойней сказала Ива, чувствуя, как от щек отливает кровь. Тут же добавила: — До свиданья, Паша.
Уже развернулась, чтобы уйти, когда почувствовала, как мужчина хватается за пакеты в ее правой руке, словно пытаясь их вырвать.
— Ты что? — возмутилась девушка.
— Пойдем кофейку попьем, — заявил Павел. — Малыш, это же судьба — наша встреча.
Ива дернула пакеты, но Павел, конечно же, не отпустил. Он всегда действовал так, как хотел или считал правильным. Не особо интересуясь ее мнением на этот счет.
— Это не судьба, а глупая случайность, — прошипела Ива. — И я всегда ненавидела, когда ты меня так звал.
— Ну неужели у тебя нет получаса времени, малыш? — словно не слыша Иву, сказал Павел и потащил ее за собой на другой эскалатор — едущий наверх.
Ива честно побрыкалась пару минут, но благоразумно решила, что устраивать бесплатное представление для скучающих продавщиц бижутерии и сладостей, стоящих за прилавками вдоль эскалатора, глупо. Ладно, от нее не убудет помучиться с четверть часа.
Павел, разыгрывая из себя джентльмена, перехватил у Ивы ручку и других пакетов. Галантность? Да черта с два! Это была скорее предосторожность с его стороны: теперь Ива точно не убежала бы, роняя тапки, от пленившего ее покупки кавалера.
Он всегда поступал так. Она что-то говорила, а он смотрел на нее, и Ива понимала, что Павел ничегошеньки не слышит. Или слышит, но не принимает в расчет ее мнение и желание, собираясь все равно поступить по-своему. Он был ее первым мужчиной, не имея возможности сравнить с другими, Ива возвела его в ранг полубога и считала всю ту дичь, что творил Павел, нормальной.
— Мама, почему ты меня не остановила тогда? — с горечью спрашивала Ива у матери, когда все закончилось, и она вернулась домой с израненным сердцем.
— Ивочка, — ласково сказала мама, накрывая своей рукой руку дочери, — а разве ты бы меня послушала, девочка? Я осторожно намекала тебе, рассказывала примеры из жизни других, но ты была слепа и глуха. Влюбленность заставляет нас совершать глупые поступки. Да я и сама пример этого. Как я могла отговаривать тебя совершить свой собственный? Ты получила жестокий опыт, и у меня сердце плакало, когда я видела твое замкнутое лицо и потухший взгляд. Но пойми, Ивочка, человек должен сам захотеть спасти себя, насильно его не спасти. Иначе в мире не было бы такого огромного количества женщин, живущих с мужьями, которые бьют их и издеваются над ними. Если бы я надавила на тебя, ты бы возненавидела меня, замкнулась. А я должна была оставить тебе дом, где тебя любят, с человеком, что всегда ждет тебя и никогда не будет давить или упрекать. Твой дом, Ивочка.
