В качестве медицинского журналиста ездила я как-то в пресс-тур по спа-отелям Подмосковья. Туда вошли и дорогущие санатории-новоделы, и остатки ещё советской роскоши. В ряде случаев – не остатки, а практически останки. В одном из таких «останочных» нам и предстояло провести очередную ночь.
Когнитивный диссонанс: прекрасные люди, отличные врачи, тёплый приём. И полное запустение в жилом фонде. Моя молодая коллега изумилась при виде ключа – не электронного, а обычного. Потом – при виде номера. А потом попросила везде ходить вместе, потому что ей страшно.
И мне было не по себе, если честно. Длинный, плохо освещенный коридор. Пыльные тусклые люстры. И тишина… В крыле этом поселили только нас с ней двоих. И каждый раз, проходя по коридору, я оглядывалась. Страшась увидеть Николсона с топором. Или мёртвых девочек-сестрёнок, держащихся за руки. Отель «Оверлук» по-российски, в общем. И декорации такие, что хорроры можно печь, как пирожки. Но нас свой хоррор ждал.
После ужина и процедур мы разошлись по номерам. Мне в моем было странно. Не страшно, а именно странно. Словно я лет на тридцать назад перенеслась. Всё старомодное, включая телефон. Впрочем, тот был для антуража: я сняла трубку и послушала глухую тишину. А тишины и так оказалось много. Телевизора нет, интернет почти не ловит. Я решила почитать и ложиться спать.
Лежу. Читаю. Вдруг слышу в коридоре шаги, переходящие на бег. Дорожки ковровые шаги глушат, но уж очень паркет скрипит. Грохот в мою дверь. Открываю —коллега молодая. Глаза безумные, рот перекошен:
– Ирина, можно я у вас переночую?! Пожалуйста! В моем номере постоянно звонит телефон!
Я изумилась. Слушала же свой – отключён и мёртв. Странно. Но девушку впустила, водой напоила. На соседнюю кровать усадила и стала расспрашивать. Ситуация выходила непонятная. Телефон в её номере выводил трели. Она брала трубку. В трубке тишина. Через какое-то время – снова звонок и тишина в трубке. Она испугалась и прибежала ко мне.
У меня возникло желание сходить в её номер и посмотреть, что там и как. Слабоумие и отвага наш девиз, ага. Но коллега с ужасом на меня посмотрела и сказала, что до утра ни в коридор этот жуткий не выйдет, ни в номер к себе не пойдёт. Одна я тоже туда не решилась идти: мне стало ещё больше странно, чем до визита коллеги. И вот теперь, пожалуй, страшно.
Лежим. На соседних кроватях. Я пытаюсь читать. Она пытается что-то в мобильном делать, ругаясь шёпотом на полуживой интернет. И тут – звонит телефон. Мой мертвый номерной телефон. Коллега с немым ужасом на него смотрит. Я храбро снимаю трубку. И слышу тишину. А потом вижу то, чего не заметила сразу – аппарат выключен из розетки.
Подруга по несчастью взгляд мой проследила. И разревелась от страха. А я, тоже дрожа, размышляла, что делать. Бежать? Страшно в коридор выходить. Звонить на рецепцию? Но в комнате нет бумажки с номерами гостиничных служб. В итоге просто сняла с телефона трубку. И накрыла его на всякий случай подушкой.
Обе не спали всю ночь. Обеим слышались какие-то шаги в коридоре. Но, к счастью, ничего не виделось. Как только рассвело, мы в диком темпе собрались, забежали в её номер за вещами – и вниз, к людям. Пока ждали лифта, было мерзкое ощущение, что в спину кто-то смотрит.
Дама на ресепшен нас не поняла. Сказала, что телефоны на самом деле давно отключены и звонить чисто технически не могут. Принесла извинения, но смотрела как на чокнутых. А пожилая уборщица, которая рядом крутилась, пробормотала: «Не успокоятся никак… Уж столько лет, а они звонют и звонют…». Кто «они», мы спросить не успели, за нами приехал автобус, чтобы везти на завтрак в другой отель. Где, к счастью, все было в порядке. Но эту историю помню до сих пор. В приступе безумной храбрости даже хотела с мужем за свои деньги туда съездить, повторить опыт. Но не решилась.
Молодые и не особо денежные, мы с первым мужем сняли почти бесплатно квартиру у моей родственницы. В этой квартире умер её супруг, алкоголик запойный. Лёг в ванну – и инфаркт. Соседи, которым горячая вода на голову полилась, вызвали нужные службы. Старую ванну выбросили, санэпидемстанцию пригласили, квартиру освятили. И сдали нам, чтобы пустая не стояла. А мы безбашенные, юные, нам не страшно.
В общем, неладно там было, как в том датском королевстве. Ванну принимать я стала бояться почти сразу, это объяснимо. Но было и необъяснимое. Скажем, аттракцион с полотенцем.
У мужа привычка после душа вешать мокрое полотенце на межкомнатную дверь. Ночь, он пришёл из ванной, полотенце повесил. Лежим и смотрим телевизор. Вдруг оба видим, что полотенце качается. Как будто ветер или кто-то прошёл и задел. «Сквозняк», – говорим одновременно. И только утром, проводив мужа на работу, я подумала: какой, на фиг, сквозняк?! Февраль, последний этаж, косые и кривые рамы, которые мы гвоздями забивали и в два слоя ватой со скотчем проклеивали. А тут – такой сквозняк, что мокрое полотенце качается?!
Много ещё такого было. Но муж всему рациональные объяснения находил, а я привыкла даже. Не боялась почему-то. До последнего случая.
Уже летом у своей двери мы нашли котёнка. Как попал сюда – не ясно, последний же этаж. Но попал. А у соседей – два добермана. Взяли мелкого себе, чтобы собаки не загрызли. Назвали Шуршиком.
Кот быстро освоился и обнаглел. Ел и свое, и моё, причём, очень любопытно. Сидел на коленях, лапочкой останавливал вилку с едой прямо перед моим ртом. Обнюхивал. И если ему было вкусно – с вилки и ел. Сама не знаю, почему я это ему позволяла, я строгая так-то с животными.
Ну и вот мизансцена. Мы с Шуршиком завтракаем. Солнечное летнее утро. И вдруг кот выплевывает непрожеванную сосиску, выгибается дугой, вздыбливает шерсть, шипит… На пустое место прямо передо мной. Я в полном офигении смотрю в эту пустоту, и это уже не пустота. А мужичок ростом примерно полметра. Заросший волосами и с огромными голубыми глазами. Причём, вижу я его словно лбом. Каким-то третьим глазом прямо в центре лба. Мужичок манит меня пальцем и семенит в комнату. Я сомнамбулически, с шипящим котом на руках, иду за ним.
В комнате – огромная советская «стенка». Забитая барахлом покойного хозяина. Не вещами, а именно барахлом. Он на ближайшем рынке торговал какими-то старыми гвоздями, болтами, железками невнятными. И вот это все добро – в ящиках. В пакетах и россыпью. Часть стенки его жена освободила под наши вещи. А на остальное – махнула рукой. Мол, если время будет и желание, выгребайте и выбрасывайте. Нет – так пусть лежит. Так все и лежало.
