Поверить этого было трудно. Умер он, так и не протрезвев.
А как все начиналось. Дочь, Валентина, у Кирилла Петровича, росла, горя не знала. А любил он ее. Надо ей что – бери! – радуй отца. Ни одной минуты не было у него свободного времени. Работал, а нет работы, гулял на природе.
«Нехай,– говорил он, широко театрально размахивая руки. – Надо успеть жить». – И с пьяна, цитировал почему-то всегда, из книги Н. Островского. «Как закалялась сталь» – монолог: …чтобы не жалеть напрасно за прожитые годы…»
Рядом с ним, как бы под зонтом, росла Валентина, его дочь. На всем белом свете, одна, что было у него на этой «грешной» земле. Жена у него рано померла. Еще при родах. И больше он уж не женился.
«Хочешь – учись! – говорил он. – Где пожелаешь! Ничего мне для тебя не жалко».
И она училась. На строительном факультете в областном городе, где и ее будущий супруг, Аркадий Максимович.
«Конечно, надо было тебя определить, педагогический вуз», – говорил он потом, сокрушаясь, что дал маху, но, он ведь, надо признать, мало чего смыслил о гуманитарных науках. (Повествователь его не оскорбляет). Хотя он, когда-то, и сам оканчивал этот же факультет, но, это когда было. И учился он, вчерашний мужик, в советской эпохи, да еще, по рекомендации партии, скажем так, без обид, через пень колоду. До сих пор, не смотря, на такую высотку взлетел по партийной линии, пару слов правильно связать не мог. Ну, как, тот же, премьер, изъяснялся с народом: «Хотели лучше, а получилось… как всегда».
А с Аркашкой, Валентина познакомилась там же, на том же факультете. Он, тогда вчерашний еще солдат, только отслуживший, правда не знал, как избавится, приехавшей, следом за ним, где он проходил службу в армии, с девушкой Надей. Он тогда, любил ее, спал с нею уже. Планы строил, там еще, в Армии. Вот – вот, и он ее, как отслужит, заберет ее к себе в областной город. Но, планы ему, по ходу учебы в институте, пришлось сразу корректировать, так как уже понимать стал. Непосредственным очевидцем был, видел, как теперь надо жить в этой новой стране, если хочешь чего – то добиться в этой жизни. А с Надей у него, – он это знал, – ничего хорошего не получится в жизни. Поэтому, он её сразу забраковал, как только познакомился с Валентиной, написал в своем последнем письме, что у него насчет нее изменились планы, попросил ей забыть его.
Но та ведь, уже носила под сердцем его будущего ребенка. Потому, она и кинулась, на страх ее мамы, к нему, в этот его город. Поселилась она поначалу у его родительницы. А больше она никого не знала в этом городе. Молила его, одуматься, выслушать ее доводы, и даже сказала, что она сделает с собою такое, что он потом, будет всю жизнь себя жалеть. Но, что поделаешь – молод он был. Да и страна была уже другая. По сравнению с Валентиной, Надежда, она действительно, намного красивее выглядела, умнее, скромнее, но, у нее не было того, что имела сейчас Валентина.
Глупо, глупо, конечно. Так иногда судьбы ломаются.
А с Валентиной, Аркадий, как только поженились, вот оно, вожделение его, сразу получил от ее отца, двухкомнатную квартиру в сталинском доме. Он по началу, толком даже не подумал, женившись на Вале, что это ему дает? Переехал сюда, к Валентине, оставил миллионный свой город – город своего детства. А, Надежда, видя, что у нее ничего не получается, в отчаянии, после завербовалась на Чукотку, на Крайний Север. Ведь она была педагогом по образованию. И ей всего было двадцать два года, а Аркашке, как раз перед женитьбой на Валентине, исполнилось двадцать четыре. Он, хотя и свободно вздохнул с отъездом Нади, но угрызения совести у него в душе, все же остался. Случилось бы это при коммунистах, которые тогда правили страной, он бы, действительно, осмотрелся прежде по сторонам, что он делает, но, страна жила уже обновленной России.
И откуда только, казалось бы, эти «люди» выродились? При коммунистах, все, вроде, равных ходили, не отличались друг от друга. А тут, на – те, в двуличностях, что ли прибывали до всего времени? Одно лицо, для коммунистов, а другая, дремала, видимо, ожидая своего часа. Выходит, так? Иначе, как понимать было их.
Да согласны все, слабого человека, эта новая Россия, уже не терпела. Ему сейчас нужны были, не знающие к жалости, циничные люди. Не важно, бандит он, или хитро жопый политик. Но обязательно, он был со слабой еще душонкой. Оглядываться по сторонам и задуматься, не было уже времени. Другие «всадники» следом напирали. Наглые, и, более борзые, изощренные. Торопились успеть отгрызть общего пирога – нации. А то что, людей, манной небесной травят, что при их капитализме, они моментально все станут жить как в Европе и в Америке. Это их даже умиляло. С экрана телевизора, они изощренно визжали, после кукловода Ельцина: «Россия! Россия! Демократия. Наша взяла!» Аркашка это видел – он не был глупым человеком. Он знал одно. Пока жив Валин отец, надо успеть вырвать, хотя бы, что еще оставалось от этого пирога – нации.
И ведь сумел. Прибрал комбинат шлакоблочный, где он работал при коммунистах, некоторое время директором. Конечно, провернуть эту аферу, помог ему Валин отец, Кирилл Петрович, директор металлургического завода.
Городок, где он теперь жил, строился, расширялся, а его шлакоблочный комбинат, как раз выпускал блоки для многоэтажных домов. Да и кто строил дом, шел к нему на поклон. Это потом уже, когда Валиного отца не стало, чуть некомфортно стало ему. Сказалось это и с Валиной внезапной болезнью. И, казалось бы, откуда у нее эта болезнь отыскался? Здоровущая, цветущая была, и на тебе. Как родила дочь, раздуло ее, как барабан. Вечера теперь стали один за другой: неинтересные, нудные. Валентина, по началу, плакала, переживая за свое уродство. Все чаще стала покрикивать на Аркашку.
–Я лишняя. Зачем я такая тебе. Ты бросишь меня. У тебя кто уже есть?
И даже однажды, в бешенстве, чтобы Аркашку только уколоть, до самой могилы, она чуть не открылась ему. Что в ту банкетную ночь, она переспала с Виктором, и дочь эта, не его. Но, в последнюю секунду, как выпалить эту тираду, испугалась. Что не то, что Господ бог, Аркашка ее тогда совсем покарает. Забросила работу, и даже выйти вместе на улицу, приходилось теперь Аркашке долго уговаривать.
– А, зачем? Чтобы знакомые смеялись, увидели меня такую? – говорила она, после долгих пререканий, выталкивая их за дверь, на вечернюю прогулку. – Вы идите, идите, гуляйте, а я тут уж сама по себе…
Они шли на улицу, а Валентина, бежала на кухню, вытаскивала припрятанную там бутылку вина, допивала, улику выбрасывала в окно, а затем бросалась на диван, предварительно включив телевизор. Телевизор, теперь для нее был: и, подругой, и, собеседницей. Могла сутками не вставать с дивана, смотреть на экран. А что еще ей было делать? Дочь, была под присмотром с утра до вечера с отцом – отчимом. Он ее утром, перед работой, отводил в детсад, вечером, забирал. А, она, знала только одно. Ждала, когда они уйдут, оставят в квартире её одной. Вот, тогда и она дожидалась своего часа. Приоткрыв дверь квартиры, подзывала моющую подъезды, Дашу, дальнею родственницу по отцу, седьмая вода на киселе, брезгливо бросала ей на её мокрую руку пяти сотку, приказным порядком отправляла ее в ближайший магазин за вином. А той, что было не сбегать. Валентина сдачи никогда от нее не требовала. Приносила бутылку вина, да еще, вожделенно ждала – Валентина наливала с полстакана и ей, чтобы она не сболтнула где-то ненароком Аркашке за вино, а потом, спокойно продолжала домывать подъезды. А, Валентина, нарвавшись, наконец, на бутыль, допивала почти ее всю, снова кидалась на диван.
