Глава 1. Встреча в аэропорту
– Привет, пап! Занят?
Придерживая телефон плечом, въезжаю во двор недостроенного двухэтажного дома. Паркуюсь возле другой машины, хозяйка которой приветствует меня вежливой улыбкой. Я ей тоже улыбаюсь, хотя совсем не рад этой встрече.
Из трубки доносится детский заливистый смех и слова Кости: «А где Егорка?».
Вопреки моим ожиданиям, из Кости получился отличный отец. Хотя парню всего двадцать. Впрочем, мне было на год меньше, когда после смерти жены я остался один с новорожденной дочкой на руках.
– Пап, я тебя отвлекаю? – напоминает о себе Юля.
– Скоро освобожусь, что такое?
Я рад, что она все еще обращается за помощью ко мне. Ведь она уже даже мою фамилию не носит. Но если ей что-то от меня нужно, я по-прежнему готов в лепешку расшибиться, чтобы достать ей это.
– Помнишь, я говорила тебе, что сегодня прилетает Лея? Розенберг обещал встретить сестру с мамой, но его прямо с репетиции увезли на «Скорой» с сильным растяжением.
– Так ему и надо, – напевает добрым голосом Костя.
– Костя! – шикает на него Юля. – Пап, в общем, можешь поехать в аэропорт? Самолет из Израиля уже приземлился, но Лее с мамой еще надо пройти таможенный контроль… Я предупрежу их, так что, думаю, они подождут, если только ты не очень занят.
– Без проблем, заеду, как освобожусь.
– Ты помнишь, как выглядит Лея? Она так изменилась, пап!
Перед внутренним взором всплывает угловатая девчушка с непослушной копной темных волос, очками в массивной оправе и брекетами на зубах. Прошло не так много времени с нашей последней встречи, как-нибудь узнаю.
– Не переживай, я их встречу.
– Спасибо, пап! Ты лучший!
Сначала улыбаюсь в ответ, но потом улыбка меркнет. Взгляд падает на эскиз новой Юлиной комнаты, брошенный на соседнее кресло. Сейчас не самое подходящее время, чтобы рассказывать ей об этом, верно?
– Пока Юль.
Откладываю телефон в сторону, и этот жест не остается без внимания. Виолетта машет рукой в розовой перчатке и спрашивает так громко, чтобы я услышал ее даже в запертой машине:
– Вы привезли подписанный эскиз, Платон Сергеевич?
Напускаю на себя рассеянный вид и тянусь к бардачку. Стоит его открыть, и оттуда высыпается лавина одинаковых документов, скрепленных розовым зажимом. Захлопываю бардачок и выхожу из машины.
При виде моих пустых рук улыбка на блестящих розовых губах Виолетты меркнет.
– Ваша дочь утвердила дизайн? – вкрадчиво интересуется она. – Вы показывали ей макет? Что она сказала?
Раздраженно дергаю плечом.
– Вы же знаете, как сложно бывает с этими детьми… Сегодня они хотят одно, завтра – другое.
А уж до чего сложно с дочерью, у которой есть собственный ребенок и собственная семья! Юля вдруг стала считать себя взрослой женщиной, которая вправе решать, как ей жить дальше! С ней стало так сложно, что я просто не представляю, как теперь к ней подступиться.
А еще врачи объявили, что ей нельзя нервничать, чтобы молоко не пропало. А нервничать она обязательно будет, когда узнает, что скоро мы переедем из городской квартиры в загородный дом.
У моей дочери было все самое лучшее, когда она росла, и то же самое я сделаю для своего внука. Мой внук должен расти и дышать чистым воздухом, играть на природе, а не в загазованном сквере с чахлыми соснами, куда его водит Костя. Я был в ужасе от грязных поломанных горок, с которых дети падают прямо на голый асфальт! Этот переезд лучшее, что я могу сделать для нашей семьи.
Юля меня обязательно поймет.
Но может не сразу.
– Виолетта, еще мне нужны горка и качели во дворе. Никакого пластика и ярких кислотных цветов. Все самое лучшее и натуральное.
Виолетта смотрит на меня недоумевающими взглядом.
– Для вашей дочери?
– Разумеется, нет! Ей уже девятнадцать. Но я строю этот дом не на один день, а с прицелом на будущее.
– Конечно! – подхватывает Виолетта. – Какие ваши годы! Еще детишек заведете.
Стискиваю челюсть так, что начинает ломить в висках. Других детей, кроме Юли, у меня не будет. А вот внуки – другое дело.
– Пришлю вам варианты детских комплексов на почту, – продолжает она, делая пометку у себя в блокноте. – Платон Сергеевич, не затягивайте с подписью. Это чистая формальность и бюрократия, но… Мне нужен утвержденный эскиз, чтобы мастера приступили к сборке мебели.
– Будет у вас подпись.
Беру у Виолетты еще один эскиз, скрепленный розовым зажимом. Дизайн все тот же – комната в светло-розовых тонах с таким же розовым балдахином над кроватью и звездным небом на потолке. По-моему, идеальная девичья комната. Что тут может не понравится?
– Особенно дочери понравился балдахин, – зачем-то говорю я и быстро возвращаюсь в машину.
Бросаю последний взгляд на два возведенных этажа. Денег я не жалею, стройка идет бодро. Еще несколько месяцев и можно въезжать. Глядишь, и Новый год можно встретить на новом месте.
– Еще нужна ель! – отпускаю окно и кричу остолбеневшей дизайнерше. – Разлапистая, высокая, достаньте мне взрослое красивое дерево. Выберите для нее такое место, чтобы зимой, когда мы украсим ее гирляндами, видно было в каждой комнате!
Я плачу ей достаточно, чтобы она терпела любые мои заскоки.
– Я поняла, Платон Сергеевич, – кивает она. – Вы главное, подпись дочери привезите.
– Прямо сейчас и попрошу подписать, прощайте!…
Выворачиваю на шоссе и перестраиваюсь на дорогу к аэропорту. Приезд лучшей подруги должен значительно улучшить настроение моей дочери. Лучшего времени, чтобы рассказать о доме, не найти.
Может быть, я даже смогу взять Лею в свои союзники. Лея и до этого не раз помогала мне, когда дело касалось упрямого характера Юли. Она удивительным образом сумела найти к ней подход, так что моя упрямая и несговорчивая дочь во всем ее слушалась. По крайней мере, раньше.
Ко времени, когда я добираюсь до аэропорта, пассажиры израильского рейса, должно быть, уже прошли все мыслимые и немыслимые проверки, так что ждать их не придется. Припарковавшись, выхожу и сразу направляюсь к залу прибытия. Народу много, так что внимательно оглядываю толпу. Вдруг увижу Сару Львовну или ее дочь?
Но вместо этого натыкаюсь на острый взгляд черных, как ночь, глаз.
Черноволосая девушка лет двадцати пяти смотрит на меня в упор, и от одного ее взгляда меня окатывает жаром. Я даже оглядываюсь, чтобы проверить – вдруг этот полный страсти и желания взгляд предназначается не мне?
Но ошибки нет, позади меня нет мужчины, который смотрел бы на нее в ответ так же.
Она смотрит на меня.
Сколько у меня уже не было секса?
К сожалению, хороший, жесткий, страстный и честный секс в моей жизни бывает так же редко, как солнечные дни в Питере.
Часть напряжения я сбрасываю в спортклубе, благо он находится прямо в цокольном этаже дома. Даже личный тренер есть, Родион, он же «Зови меня Радик, Платоша». В сердце Радика, несмотря на сто восемьдесят килограмм живого веса и внешность сурового викинга, тлеет парадоксальная любовь к уменьшительно-ласкательным.
