Келли Джордж - Отель «Хартвуд». Самый лучший подарок

Kallie George

HEARTWOOD HOTEL: The Greatest Gift

Copyright © 2017 by Kallie George

© З. Томилина, перевод, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Дизайн обложки: Екатерина Оковитая

Иллюстрации: Стефани Грэгин

Посвящается Викки

К. Дж.

Посвящается Терезе и Софии

С. Г.

Снег кружил и медленно падал вокруг отеля «Хартвуд». Это был сонный снег – тот, которому требуется довольно много времени, чтобы опуститься на землю. Мышка Мона смотрела на него в маленькое окошко бального зала, навалившись на ручку метлы из одуванчика. Было так тихо, что она почти могла услышать, как снежинки касаются земли.

Ужин в честь святого Спячкинса наконец закончился. Угощение было съедено, песни спеты, подарки от мистера Хартвуда вручены – маленькие пахнущие сладостью подушечки, набитые травами и лавандой, чтобы помочь гостям, которые залегают в спячку, спокойно проспать до самой весны.

А потом все пошли в постель – сурок, несколько жаб, черепахи, божьи коровки, и ещё несколько барсуков.

Даже ежи мистер и миссис Торгинс, садовник и экономка, залегли спать. Их помощь в отеле не требовалась, поскольку на зимние месяцы номера забронировали лишь несколько животных, не погружающихся в спячку. Большинство зверушек в Папоротлесском лесу, ложились они спать на зиму или нет, оставались у себя дома.

Настоящим домом Моны теперь был отель «Хартвуд», и она любила его весь – от сердечка, вырезанного на входной двери, до балкона для наблюдения за звёздами на самых высоких ветках, вместе со всеми новыми друзьями, такими как Тилли, рыжая белка-горничная, и Кибела, певица-ласточка.

Тилли говорила, что зимний сезон всегда очень скучен, но Мона ничего не имела против. Она служила горничной в «Хартвуде» всего несколько месяцев – с того дня, как пришла сюда осенью, напуганная и вымокшая до нитки.

Но она уже помогла спасти отель от волков и добиться прекрасной рекомендации в «Шишкиной прессе». И, как бы сильно она этим ни гордилась, было бы славно наконец передохнуть и пожарить жёлуди в камине этой зимой.

Мона прямо сейчас чувствовала запах желудей – изумительный аромат, который плыл из кухни, расположенной вниз по лестнице. У персонала будет собственная маленькая пирушка попозже, и Мона едва могла её дождаться.

В животе заурчало, но мышка снова сосредоточилась на работе и несколько раз напоследок махнула метлой, заметая в ведро оставшиеся после распаковки подарков кусочки бечёвки. Бечёвку можно было ещё использовать, так что её требовалось отнести в кладовую. Но мусорное ведро переполнилось, и Мона не могла поднять его. Придётся попросить Тилли помочь.

Мона как раз собиралась выйти из бальной залы и найти белку, когда услышала голос в коридоре:

– Ах, тень, что говоришь ты? Тост за тебя? Да, конечно! Тост.

Затем повисла пауза, после которой послышалось глотание, причмокивание и затем – довольный вздох.

Мона узнала этот голос: это был сурок, мистер Гибсон. Но ему полагалось быть в постели!

Мышка нашла сурка у входа в бальную залу: он таращился на свою тень на стене.

– Мистер Гибсон, я могу вам помочь? – спросила Мона.

– Ох! Праздник уже кончился?

Сурок развернулся. В одной лапке он держал маленькую ароматную подушечку, а в другой – чашку. Нос его блестел от липкого мёда.

– Да, – сказала Мона. – Уже достаточно давно. Но если вы всё ещё хотите есть, я могу что-нибудь для вас найти. – Она знала, что погружаться в спячку животные должны сытыми.

– Как вы добры. Персонал «Хартвуда» всегда столь заботлив. Даже одаривает подарками. – Он потряс лавандовой подушечкой. – Но нет, я наелся, – продолжил сурок, поглаживая животик. – И даже тень моя сыта.

Мистер Гибсон хихикнул и широко зевнул. Не успела Мона опомниться, как он уснул прямо там, где стоял!

Мона улыбнулась и прислонила метлу к стене.

– Идёмте, – сказала она, осторожно будя гостя. – Давайте уложим вас спать.

– Ах, что за доброта… – пробормотал мистер Гибсон.

Сурок сонно побрёл за Моной по коридору и через вестибюль к лестнице, бормоча себе под нос: «Ах, тень, пойдём с нами. Мне спать и тебе спать».

Его тень – и тень Моны – проследовали за ними вниз по лестнице, подпрыгивая на стене в свете светлячков.

Мона и мистер Гибсон спускались всё ниже и ниже, мимо кухни, прачечной и спален для персонала, направляясь в примостившиеся между корнями «Хартвуда» подземные сьюты.

Коридор здесь освещался слабее, вокруг была земля и царила прохлада. Тут имелись специальные вентиляционные отверстия, пропускающие воздух снаружи, чтобы поддерживать идеальную температуру в комнатах. Если станет слишком холодно, гости не смогут уснуть. Слишком тепло – и они подумают, что наступила весна, и проснутся чересчур рано.

Сейчас, судя по звуку, спали все. Всевозможные виды храпа, от писка до рокота, эхом разносились по коридору. Мона провела мистера Гибсона мимо кладовой и закрытых дверей, больших и маленьких.

На всех дверных ручках висела табличка:

«ДО РОСЫ НЕ БЕСПОКОИТЬ».

Кроме ручки двери мистера Гибсона, табличка на которой была перевёрнута и гласила:

«Я НЕ СПЛЮ. ПОЖАЛУЙСТА, ПРИБЕРИТЕСЬ».

Мона провела его внутрь.

Мягкий свет фонаря освещал скудно обставленную комнату, украшенную лишь несколькими картинами на стенах, изображающими спящих животных. Как и во всех сьютах для спячки, кровать занимала большую часть помещения. Её специально подготовили для сурка, и постель была сделана из сладко пахнущих сухих трав.

– Спасибо, – сказал мистер Гибсон, зевая.

Он развязал галстук, лёг в кровать, и, похоже, мгновенно заснул.

– Всегда пожалуйста, – прошептала Мона. – Хорошей спячки, мистер Гибсон. Сладких снов.

Она уже собралась уйти, забрав фонарь с собой, но тут сурок резко сел.

– ТЕНЬ! – вскричал он.

Мона подпрыгнула. Сурок широко раскрыл глаза и навострил уши.

– Мистер Гибсон, что случилось?

Но, казалось, он её не слышал.

– Тень! – выкрикнул он вновь, потрясая лапкой в воздухе.

Тени нигде не было видно, но мистер Гибсон продолжал восклицать: «Тень, ох, тень! Это плохой знак! Плохо, ох, плохо…»

– О чём вы? Что плохо, мистер Гибсон? – Мона пыталась говорить спокойно, но сердце её бешено колотилось.

– Опасность! – возопил сурок, но Мона не могла сказать, отвечает он ей или всё ещё разговаривает со своей невидимой тенью. – Приближается опасность, – продолжал он. – Она рождается снаружи и проникает внутрь.

– О чём вы говорите? – повторила вопрос Мона – теперь её сердце буквально барабанило в груди.

Но мистер Гибсон не ответил. Долгое мгновение спустя он хлопнулся обратно на кровать. «Тень, тень, тень», – заметно смягчившимся тоном пробормотал сурок. Широко зевнув, он натянул на себя одеяло, закрыл глаза и захрапел.

Когда на цыпочках Мона вышла из номера, тихо закрыла за собой дверь и перевернула табличку, её хвост дрожал. Табличка мистера Гибсона была единственной, которая гласила: