Что распространено и тотально принято – редко подвергается сомнениям. Только не для тех, кому не за что уцепиться в этой прагматичной, рациональной, лишенной чудес помойной яме, – думалось мне.
«Как бы ты не жил, что бы ни делал. Всегда найдутся те, кто осудит тебя за это. Поэтому держись достойно с людьми, не суди. И ты удивишься, насколько они могут нравиться», – вспомнились слова учителя особняком от внутренних размышлений.
– Привет! – послышалось издалека.
– Привет… – оборачиваясь, раскидывая голову по сторонам, отвечаю.
Привиделось… Очертания местности напоминали уединенную аллею парка с лакированными скамейками и заполненными пивными бутылками и сигаретными окурками урнами. Ночь. Тусклый свет окон верхних этажей, который принимает как эстафету, единственный горящий фонарь. Собственно уже засиделся здесь и собирался уходить.
– Мне очень плохо, вы одиноки?
Не дожидаясь ответа. Скомкано и нервозно продолжает.
– Я одинока. Я заблудилась, вернее мне некуда идти. Мне холодно и страшно, ночь, некому звонить и некому помочь…
– Успокойтесь! – сказал уверенно, но не был уверен.
Свет фар проезжающей где-то вдалеке машины, дал возможность рассмотреть объект и ситуацию в целом. Это была девушка, вероятно, находящаяся на этой пустой улице достаточно долгое время, чтобы простудиться и говорить хриплым голосом, что сразу трудно определить половую принадлежность.
Лицо засаленное?! Высохшие слезы. Макияж, вернее то, что от него осталось, превратил цвет лица в бледно-синие тона с черными кляксами. Девушка явно чем-то взволнована.
– Пойдемте, я живу неподалеку, вам нужно согреться.
– Вы не шутите? – посмотрела на меня удивленно и еще более испуганно.
– Нет. Я серьезен как никогда. Вам нечего бояться, все плохое, что бы там не произошло уже позади.
Черт возьми. Надо же. Ситуация. Все ее шарм. Она как печальный ангел. Или падший? Пара минут, и мы направляемся к моему дому. Видимо у нее крайне безвыходное положение. Откуда эта уверенность в ее порядочности, может это афера, так или иначе я не могу ничего поделать. Нужно прекращать мучить себя мыслями. Мы уже у дверей. Она тем временем не обронила ни слова.
– Заранее извиняюсь за неудобство, я только что переехал. Чувствуйте себя как дома.
Едва переступив порог, девушка принимается судорожно осматриваться. Включив электрический чайник, мне остается наблюдать за ее реакциями. Квартира подвального типа свободной планировки, состоящая из одной большой комнаты и крохотного санитарного узла, большое количество не распакованных картонных коробок и отсутствие малейшего подобия комфорта заметно не обрадовали девушку. Гримаса ужаса безуспешно сдавленная усилиями воли до предполагаемого обычного вида, начинала расправляться, и в следующую же секунду мышцы на ее лице установились в спокойное положение, будто прокрутив все возможные варианты, это неприглядное и аскетичное место показалось самым безопасным. Длительная немая пауза, наконец, оборвалась щелчком отключения чайника. Девушка продолжала вести себя неестественно и странно, но напряжение спадало. Проделываю несколько плавных жестов в разные стороны руками, указывая на свободу перемещений по комнате и выбора любой удобной позиции для общения.
– Спасибо! – отвечает шепотом, отпив из кружки со свисающим чайным пакетиком, протянутой в надежде форсировать ответные реакции. Предложить ей статус полноправного гостя без достаточных оснований было бы безрассудным, и она это чувствовала. Отпив еще несколько глотков, девушка усаживается на мягкий объемистый подлокотник кресла и глубоко вздохнув, начинает рассказывать свою историю.
– Знаете, что моя сумка полна денег? Грязных денег…
Странно, всегда считал себя наблюдательным к мелочам и порой вовсе сверхбдительным, но внимание на сумку я обратил только в момент этих слов. Скатившись с плеча, привычным движением, сумка раскрывается и небрежно падает на пол. Пытаясь скрыть эмоции удивления, немного отклоняясь, лицезрею как добрая куча плотно набитой бумаги разного цвета и достоинства распускается цветком лотоса.
– Откуда это? – полушепотом спрашиваю, подыгрывая тональности разговора.
Девушка продолжает, не обращая внимания на вопрос. Ей нужно выговориться. И аргументы должны быть вескими.
– Я ненавидела своего отца и мачеху. Мне приходилось вариться в соку собственных мыслей, даже вскрывала вены, – показывает шрамы на запястье левой руки, – хотела привлечь к себе хотя бы чуточку внимания, чуточку… любви… но от меня в очередной раз откупились, сдав в частную психушку, – возникло ощущение, что она плачет, но слез уже не было, она плакала втихомолку, берега ее горя осушились, оставив ледяную прохладу и горькую твердь безысходной морской тоски.
– После лечения, – продолжала девушка – ко мне прикрепили врача куратора, который внушал мне нездоровость психики и прописывал колеса, от которых все казалось бессмысленным и банальным, постоянно хотелось спать и совсем не хотелось есть.
Убедившись, что я внимательный собеседник, ни разу не перебивавший слушатель, девушка перестала смотреть на меня и глубоко ушла в память, подняв голову вверх, будто рассматривая потолок и изредка поглядывая на стену, где висела абстрактная картина маслом.
– Так бы могло продолжаться, но томящееся одиночество превращалось в просмоленный комок ржавчины, который заполнял меня изнутри. Тогда единственным лучом надежды был побег. Около трех месяцев ушло на поиск нужной суммы для первого времени. Вообще-то материальной неустойчивости не было, бедность и нужда были мифом в мире моего отца. Он купался в роскоши и гордился своими возможностями, а неудачников считал лентяями и глупцами. Если и занимался меценатством, то, как мне казалось, с определенным умыслом, что считалось удачной сделкой для людей его круга. Отец всегда запирал кабинет, но как знак, в решительный день, уже собрав вещи, проходя мимо приоткрытой двери кабинета, заглянув, я увидела открытый сейф. Вытряхнув собранные вещи из сумки, напихав все без разбора, торопливо выбежала. Как по часам появилось вызванное мною такси. Отъехав немного от дома, прошу остановиться, щедро расплачиваюсь и заказываю новое. Сменив несколько такси и попуток, поменяв одежду, внешность и телефон, – дыхание девушки сильно участилось, но после непродолжительной паузы выровнялось тремя глубокими вдохами и медленными выдохами, – кажется, обзавелась… манией преследования. Уже дошло до приступов. Ужас!
