Вот есть какой-то подлый закон природы – если мать всю жизнь одиночка, то дочь ее тоже одиночка, и дочь дочери одиночка, и так до тех пор, пока эта цепочка случайно не прервется. Не всегда, конечно, так, но есть такая закономерность…
Сколько себя помню, мать постоянно в кого-то влюблялась, но так ни разу замуж и не вышла. Я, как бы, незаконно рожденная. Был такой термин «законно» – это когда в браке. А когда от заезжего молодца, то незаконно значит. Отец мой не был заезжим молодцом. Вполне себе местным и даже известным в городе. И один из первых горячих романов у мамы, только-только окончившей институт, случился с ним. Но, был он женат. И роман этот, как она мне потом рассказывала, был хотя и бурным, но тайным. И знали об этом только он и она, а потом ещё и его жена.
И что там эта жена его сделала, я не знаю, но отец от мамы ушёл. Не бросил её, как в этих случаях говорят, а именно ушёл, объяснившись, повинившись, но ушёл.
А мама так его любила, что думала, что уже никого и никогда полюбить не сможет. И придумала себе жизнь без него, но с его ребёнком. А ребёнка – то и не было, он был всего лишь любовник, и поэтому очень осторожный, всегда предохранялся. А в тот прощальный вечер, когда они в последний раз, любя друг друга и обливаясь слезами, легли в постель, она остановила его руку, протянувшуюся за презервативом, и прошептала:
– Мне сегодня можно! – А было как раз нельзя. Так я и появилась.
Отца я так никогда и не увидела. Был он крупный, номенклатурный работник, и когда я была еще грудничком, его перевели в другой город. Далеко. Мама считает, что это его жена подстроила, что бы он не дергался и не вздумал ко мне вернуться. Ведь он уже узнал о моем существовании. И еще долгие годы присылал мне на Новый год и на день рождения подарки. Мама меня не обманывала, так и говорила:
– Это подарок от папы.
– А когда он придет?
– Никогда!
Это было, может, и жестоко, но сразу сняло для меня вопрос – где мой папа?
Потом все как-то затихло, и я перестала получать подарки. Лет в десять я уже начала понимать, когда у мамы появлялись любовники. Конечно, в детстве я об этом не могла знать, но потом, вспоминая, сколько раз, несмотря на мои скандалы, меня отправляли ночевать к бабушке, я понимаю, что любовники были и довольно часто. Нет, слово «любовник» сюда не подходит! Мама в каждого из них влюблялась страстно, каждый из них был ее новой, и конечно, последней любовью! Любовь эта длилась дня два или недели две, редко – месяц, еще реже – год. Потом все обрывалось, и столько же времени она ходила с черными от горя мешками под глазами.
Когда я подросла и стала кое-что понимать, я всегда удивлялась, каких несоответствующих себе мужчин она выбирает для любви! А может, не выбирает, но именно такие и получались – несоответствующие. Мама к тому времени была уже заведующая кафедрой в институте. Много читала, постоянно ходила в театры, на музыкальные вечера вместе со мной, конечно. У нее был интересный круг приятелей, сплошные интеллигенты.
И вот вдруг такая любовь – дядя Боря. Дядей он был для меня, а для нее просто Борис. Надо сказать, что в этого Борю я сама влюбилась, хотя было мне только семнадцать лет. Высокий, красивый, всегда спортивно и стильно одетый. И бесконечно веселый и добрый. Когда он входил в квартиру, вскидывал маму на одно плечо, меня на другое, и не снимая с плеч, шел мыть руки. Потом, так же, не снимая нас с плеч, усевшись за стол, грозно рычал:
– А есть в этом доме, кто-нибудь даст?!
Мы с мамой неслись наперегонки, подавая на стол тарелки. Потом он вез нас на своей машине в центр города гулять, и мы обе гордились, что едем с таким красивым сильным, мужчиной. И на нас часто оглядывались. На обратном пути он неизменно завозил меня к бабушке, и когда я отчаянно брыкалась, не желая выходить, прямо объяснял:
– Крошечка, я люблю твою маму, нам надо побыть вдвоем.
Я, конечно, уже понимала, зачем надо побыть вдвоем, но все равно было обидно и завидно. Но, кроме как «побыть вдвоем», делать с ним маме было, по-моему, абсолютно нечего. Книг, наверное, он не читал никаких. И когда как-то мама обронила фразу из романа Булгакова: «Аннушка уже пролила масло», он весь встрепенулся:
– Это соседка что ли? А из какой квартиры?
Все попытки мамы сходить с ним в театр или на выставку, неизменно отклонялись:
Да ну, скукотища какая! Пойдем, лучше городки покидаем. Была у нас в спортивном комплексе такая площадка для игр в городки.
… Как-то, уже став взрослой, встретили мы с мамой, этого дядю Борю. На мои слова, что с ним кроме постели ничего и быть не могло, мама сказала:
– А ты знаешь, для женщины даже одна только любовь в постели, иной раз бывает счастьем!
– Так это же иной раз! – возразила я.
Мне, кажется, мама, отчаянно цеплялась за все, искала свое женское счастье везде. Уж, какое попадалось.
… Чаще бывало другое несоответствие: Любовник женат, а она женщина свободная. Такая любовь счастливой бывает редко. …. И главное, врывалась в ее жизнь, как вихрь! Правда, также, как вихрь и исчезала. Позже, когда мы с мамой говорили о нем, я сказала:
– На что ты рассчитывала? Ведь он иностранец, через полгода его командировка закончится! Или ты думала, что он увезет тебя с собой?
– Ни на что не рассчитывала, – спокойно ответила мама, – ты, когда влюбляешься по уши, на что-то рассчитываешь? Если рассчитываешь, то это не любовь, а охота на мужа!
Да, влюблялась она всегда отчаянно! По уши! Не думая.
Игнесес был испанец. И послан на полгода в наш университет, даже не в аспирантуру, а для подготовки кандидатской диссертации. В их университете такой темы не было. А в нашем была.
Они в коридоре случайно встретились. Кудрявый красавец с огромными серыми глазами, и моя мама в строгом брючном костюме – все же завкафедрой- моя всегда красивая и всегда молодая мама! Хотя ей уже было слегка за сорок.
И все! И понеслось. Каждый день, по утрам у двери нашей квартиры стояли цветы. Не букеты, нет, именно просто цветы. Но какие! Где он их только брал. Когда он звонил маме, он сначала ей пел очередную серенаду. Когда мама открывала дверь квартиры, чтобы его встретить, он таким же вихрем бросался ей целовать руки, обцеловывая каждый палец, в порыве, казалось, безумства, переходил к плечам, шее … Все! Сейчас полетит вверх платье и тут прямо в прихожей начнется неудержимый секс!
Но …. мама еле останавливала его, показывая за спину, где стояла я, чтобы поздороваться. Нет! Это был не порыв сумасшествия, это просто у него означало «Здравствуй! Я пришел! Потому что он без перерыва бросал мне: – Привет! – и спокойно проходил в комнату. По-русски он говорил очень плохо, понять невозможно. Поэтому разговаривали на английском.
