Давным-давно
Они понимали, что, должно быть, этот чужак прежде был рабом, если судить по его запястьям и правой лодыжке. Над его окровавленной спиной роились мухи. Никто не станет хлестать взрослого мужчину, только если он не раб или не преступник. Беглый раб или преступник, судя по кандалам на правой лодыжке. Или, может, буйный сумасшедший? Когда страж возвестил тревогу, вся деревня затаилась – и старики, и дети, и здоровые, и немощные. Беглые рабы обычно приносили с собой беду.
Жители деревни «Оба[2] Девяти Братьев», названной так в честь ее основателей, попрятались по домам, а лучшие ее воины устроили засаду в кустах, выглядывая и поджидая. Они были везучие, эти дети богини Идемили, то им было известно. Богиня, дарующая им пищу из реки, окольцевала деревню своим тотемом – огромным питоном, отпугивающим врагов. Впрочем, везло им не всегда: временами та же самая река позволяла врагу подплыть поближе под покровом ночи, чтобы выкрасть местных детей. Оттого-то сейчас и сидели в засаде воины, молча наблюдая за прихрамывающим чужаком. Они ждали, на что он отважится, прежде чем в спину его прилетит стрела.
Наконец незнакомец остановился и упал, не в силах даже пошевелиться. Воины вышли из укрытия в своем камуфляже из листьев и рафии. Незнакомец лежал, уткнувшись лицом в землю, раскинув руки в стороны. Он что-то тихо бормотал и еле дышал. Эджимофо, самый смелый из воинов, подошел поближе и ткнул чужака в спину мачете.
– Мне надо увидеться с вашими старейшинами, – сказал незнакомец. Он лежал так, не шевелясь, пока не убедился, что никто не собирается отрубать ему голову. И лишь тогда он оторвал лицо от земли и повторил: – Мне надо увидеться с вашими старейшинами.
– А кто ты какой, чтобы требовать чего-то?
Воины были начеку: вблизи взгляд чужака казался вполне осмысленным, а когда он встал в полный рост, все вдруг увидели на его груди какие-то непонятные символы. Воины растерянно сделали несколько шагов назад.
– Так что такого ты натворил? – спросил Эджимофо, раскрутив мачете и подбросив его в воздух. Совершив несколько оборотов, нож преспокойно вернулся в руку хозяина, и тот довольно хрустнул рукояткой в оплетке из рафии. – Такой крепкий человек, и в цепях. Небось, убил кого не положено? Знаю я таких, любящих упиваться своей силой. Небось, белого убил?
Чужак молчал, но каждый почувствовал на себе его взгляд. Все сразу же встали на изготовку. Незнакомец облизал свои потрескавшиеся, иссушенные губы. Он стоял настолько неподвижно, что мухи облепили его раны на ногах подобно черным кандалам.
– Тебе здесь не рады. Уходи, – сказал Эджимофо и указал туда, откуда пришел чужак. Но все же воины сомневались: в конце концов, этот человек просил о помощи, просил переговорить со старейшинами и имел на это право. В деревне не принято было отворачиваться от страждущих. А этот пришел сюда днем, а не под покровом ночи, пришел по доброй воле.
– Вы знаете, кто я? – спросил незнакомец.
Рот Эджимофо искривился в презрительной улыбке:
– Ну и кто же ты? Хочешь, чтоб мы боялись тебя только из-за этих отметин, про которые мы ничего не понимаем? Обычно люди вроде тебя так громко не заявляют о себе: они прячутся в ночи, шепотом обсуждая злостные планы. Кто знает – может, ты сам нанес себе эти отметины?
Незнакомец ощетинился, и воины испугались, что сейчас он нападет на них. Но мужчина лишь печально опустил голову.
– Люди вроде меня? Разве где-то тут есть подобные мне?
– Этого мы не знаем, – посмел высказаться один из воинов, но Эджимофо, чей взгляд пылал от гнева, прекратил этот обмен мнениями.
– Мы можем дать тебе воды, но после этого ты уйдешь. От тебя исходит запах беды, а нам этого не нужно.
Принесли воду в бутылочной тыкве, и незнакомец взял ее дрожащими руками. Сначала он пил маленькими глотками, но вода была такая вкусная, что он жадно прильнул к тыкве и стал пить, громко отфыркиваясь. Утолив жажду, остатки воды он вылил себе на голову: вода потекла по его мускулистому телу, намочив набедренную повязку. Наконец незнакомец вернул тыкву воинам. Эджимофо снова указал на тропинку, предлагая мужчине уйти, но тот молча уселся на землю. Воины тихо переглянулись: ведь дело близилось к вечеру, скоро по тропинке в деревню начнут возвращаться местные – с рынка или с других мест, а дети, наигравшись вволю, поспешат к своим родителям. Воины не хотели, чтобы кто-то увидел чужака и чтобы началась паника.
– Поднимите его, – приказал Эджимофо и хлопнул плоской стороной мачете по израненной спине мужчины, отчего мускулы его угрожающе заходили волнами, хотя мужчина даже не пошевелился. Этот поступок Эджимофо распалил воинов, и они накинулись на чужака и стали его избивать. Когда позднее они потащили его через лес, то трава возле тропинки вся была примята и окровавлена, поэтому был оставлен самый молодой воин, чтобы убрать следы расправы. Самого пленника доставили в хижину, где проводились местные обряды. Сразу же по всей округе были отправлены отряды, чтобы разведать – пришел ли этот человек один или с ним был еще кто-то. Оставив охрану возле незнакомца, до самой ночи воины спорили, как им поступить – стоит ли сообщить о происшествии старейшинам. Не принято было избивать посторонних ни за что, да еще держать его под стражей, но командиром был Эджимофо, собравший во время войн больше всех трофеев из человеческих голов. Поэтому никто не посмел спорить с ним. До поры до времени.
Ночью незнакомца охранял тот самый воин, о котором мы уже говорили. Он был очень юн, совсем недавно женился и всем сердцем чувствовал несправедливость произошедшего. И тогда он побежал и позвал Иси Идемили, жрицу богини Идемили. И вот вдвоем они подняли незнакомца с холодного земляного пола и при помощи волшебства переместили его к алтарю богини, чтобы помочь мужчине снадобьями и отварами и вознести песнопения и молитвы. Жрица испрашивала прощения у матери Идемили за то, что был нарушен закон гостеприимства.
К тому времени, когда воины обнаружили исчезновение пленника и узнали о его местонахождении, тот уже начал исцеляться, что было совсем необыкновенно, учитывая, как сильно его избили. Эджимофо весь пылал от гнева, но теперь незнакомец находился под защитой жрицы. Командир стоял на пороге хижины, где находился алтарь: там в полумраке сидел этот мужчина и дышал полной грудью.
