Не в этой жизни, нет, а в той, что я бы
«Воображаемой» назвать могла условно,
О, как бы я тебя в ней соблазняла
Парфюмами от «Дольче и Габбана»,
Нарядами от всем известной Донны —
Той, что в Нью-Йрке – джинсами с посадкой
На бёдрах, а не талии, и клёшем —
Таким – что всем матросам бы на зависть,
И кофточками – кружевом тончайшим,
Бельём из шёлка – не бельём, а сказкой,
И туфлями – ведь, благо ты – высокий!
При этом я б подстриглась – так, по плечи,
Покрасилась бы в чёрный – самый чёрный!
Накрасилась бы красною помадой,
Карандашом бы выделила брови,
Обсыпалась бы пудрой золотистой,
В салоне отсидела б четверть суток
И вышла бы оттуда с маникюром,
Известным под названием «французский»,
Пришла б к тебе – на твой концерт
В Париже – с прекрасной розой,
И с безумным взором,
И сразу бы тебя собой смутила —
Да и сама при этом бы смутилась
До цвета этой самой красной розы!
Потом, когда бы с вашей «третьей скрипкой»
Случилось бы какое-то несчастье —
Она бы, скажем, ногу подвернула,
Тогда б я попросилась на замену,
А ты бы мне сказал: «Ну-ну… сыграй-ка…»
И я б сыграла так, что б ты подумал:
«Madonna Mia, ты – феноменальна!
Madonna Mia, как же ты прекрасна!»
И так бы я бы за неё сыграла —
В концерте вашем, скажем, в «Мулен Руже»,
А ты бы мне потом сказал: «Сеньора,
Вы как? Не против, чтобы прогуляться?»
Нет! Нет! Какие к чёрту там прогулки!
Ты просто бы сказал мне: «Сеньорина,
Я тут живу в отеле, на Монмартре…»
Опять не то! Нет! Ты бы без вопросов
Сказал бы мне: «Мой самолёт – в четыре.
Нам – пять часов. Мы сразу едем в номер.
Ты поняла? И, кстати, если хочешь,
То говори мне просто – Джулиано;
Не надо называть меня «Signore»…»
Так я мечтаю за стаканом с виски,
Тем самым виски, о котором Богарт —
Тот самый – Хемпри – произнёс пред смертью:
«Эх, зря сменил я виски на Мартини», —
А жизнь моя – одно воображенье,
В котором ты – со мною, мой любимый.
Нет, здесь, наверно, можно поточнее:
В котором я – с тобою, на Монмартре,
В отеле ночью… Ti Amo, Giuliano…