Было очень тихо. Смотреть в ночь просто бесполезно, все равно ничего не было видно. Лето вошло в зенит, середина июля. Жара не спадала даже ночью. Было очень темно, только шорох травы слышался под ногами. Трава была очень высокой, как тростник. Все очень впечатляло.
Вот по этой траве в глухую летнюю ночь пробирался человек весьма помятого вида с небольшой котомкой. Он был уже не молод, но еще и не стар, среднего роста, с бородой, хотя не было намека на морщины, но старость уже подходила.
Человек уже четыре дня пробирался сквозь густые заросли травы. Его звали Славой. Одет он был в арестантскую робу, бежал с этапа, прятался от людей, пробирался сквозь дороги. Куда? На этот вопрос он и сам не мог дать ответа. Это был вор.
На третий день у него закончилась еда, он уже не знал, что делать, и забрел на кладбище.
– Наверное, все. Здесь и будет мой конец. Конец моей никчемной жизни, – подумал он.
Пробираясь между могил, он вдруг набрел на один неприметный крест, который почему-то потянул его к себе. Слава подошел и вгляделся в надпись: «МУРУГОВ ВЯЧЕСЛАВ ПЕТРОВИЧ. 12.08.1836 – 13.05.1889».
– Он был еще не старый, – подумал Слава, – и звали его как и меня.
Его притягивало это надгробье. Уходить не хотелось. Он не знал этого человека, но ему показалось знаковым совпадение имен покойника и его.
«ПОМНИМ, СКОРБИМ, ЛЮБИМ», прочитал он внизу, – а кто меня вспомнит? – подумал вдруг Слава.
Вдруг перед глазами пронеслась вся его жизнь. Взлеты, падения, грабежи, разбои, тюрьма. Все это пронеслось в каком-то чудном вихре, из которого он не смог ничего вспомнить хорошее. От таких мыслей ему казалось, что и жить незачем.
«Если есть еще фарт, то и жизнь мила». Вспомнил он слова одного старого вора, которые тот ему сказал во время последней отсидки. Вдруг эти слова вспомнились. «Может быть и прав был старый волчара», – подумал Слава, – ладно, побредем дальше.
Так прошло еще четыре дня. Вся еда закончилась, вода была тоже на исходе. У Славы начинала кружиться голова. Теряя сознание, он кое-как ближе к ночи оказался возле каких-то ворот, вроде дубовых, но Слава уже ничего не соображал. Словно в забытье он почувствовал, что какие-то люди в серых одеждах его затаскивают в открытые двери, кладут на кровать.
Слава был до такой степени измученный, что ему было все равно, умрет он или нет.
Вдруг он почувствовал, что ни рая, ни ада пока не будет. Слава понял, что он засыпает, ему было все равно, куда он попал, и почему это именно с ним. Он просто устал. Раскаяния за всю свою жизнь, прожитую так, не было вообще. Он просто устал за последние дни. Засыпая, Слава понял, что его жизнь теперь точно пойдет по иному. Как, неизвестно, но точно по-другому. Он это вполне понял.
Ему сразу же приснилось кладбище, надгробье с могилой этого человека – МУРУГОВА ВЯЧЕСЛАВА ПЕТРОВИЧА. Ему было там хорошо, рядом с этим крестом.
Во сне Слава подумал: «Может быть, это был хороший человек в жизни, раз мне на душе так хорошо даже возле его могилы». Вдруг как будто кто-то пробрался в его голову со словами:
– Слава, я был священник, и не хочу ничьей смерти, даже твоей.
– Кто ты?
– Ты стоишь рядом с моей могилой.
– Но как это возможно, ты же умер?
– Умер, но праведникам позволено иногда говорить с живыми. Вот я и говорю.
– Зачем?
– Я хочу тебя вытащить из болота.
Тут Слава почувствовал, что чья-то рука тормошит его плечо и открывает глаза. Перед собой он увидел небольшого, чуть полноватого человека в монашеской рясе.
– Жив милостью Божьей, – сказал человек. – Жив.
– Где я?
– Мы нашли тебя у наших ворот вчера вечером, – сказал монах. – А это монастырь святого Серафима.
– Я что у монахов?
– Да. А чему ты удивляешься? Заблудшие души всегда приходят к нам, если это Богу угодно.
– Но, я…
– Ты – бежавший с тюрьмы преступник. Мы поняли.
– Но как?
– Очень просто. С первого взгляда мы все понятно. Я – настоятель этого монастыря – отец Александр. Хочешь – оставайся. Идти-то все равно некуда, – сказал монах, обращаясь к поднимающемуся с кровати Славе.
– Некуда. Вы правы. Наверное, останусь.
Слава встал и посмотрел в узенькое окошко. Перед его глазами предстал широкий двор, где были различные монастырские постройки. Он увидел монахов, каждый был занят своим делом.
Монастырская жизнь – одно сплошное послушание. Молитва, работа, молитва. Только истинная вера в Господа помогает все это переносить всем братьям, включая настоятеля.
Слава вышел на крыльцо и долго смотрел на народ, который суетился вокруг своих привычных дел. На него практически никто не обратил внимания. Он просто стоял и смотрел.
– Пожалуй, останусь, – подумал он, – все равно идти некуда.
Утвердившись в этом решении, он остался. Дело шло к вечеру.
– Как там наш ночной гость, батюшка? – спросил настоятеля один из монахов.
– Оклемался, кажется.
– Не боитесь его здесь оставлять? Вдруг что?
– На все воля Господа. Пусть пока живет, а там как будет.
На том и решили. Дадут приют вору, сбежавшему с этапа. Наступал вечер, стало совсем темно.
Слава действительно был ночным гостем. Он появился под вечер и очнулся тоже. День монастырской жизни он еще не видел, но все было впереди, все еще только начиналось.
Та же неделя век назад, другая точка зрения
Настало утро, на кухне гремели посудой, начинался обычный трудовой день на кухне барского имения. Повара суетились, разделывая красную рыбу, приготавливая ингредиенты для главного блюда – рыбы, запечённой в кляре. Все были в особом оживлении. К полудню ожидался приезд молодого барина с Петербурга. Молодого хозяина за его доброту любили все. Он мог отдать все до копейки даже незнакомому человеку. За это его любили не только дворовые, но и все крепостные именья.
