Tamino – Indigo Night
AnnenMayKantereit – Schlagschatten
Annie Bloch – Too drunk to talk
My Ugly Clementine – Who
Her – Her
Steaming Satellites – Witches
AnnenMayKantereit – Alle Fragen
Giant Rooks – Wild stare
Uknown Mortal Orchestra – Necessary Evil
Andreya Casablanca – Talk about it
Sisarr – I may have lied to you
Bruce Springsteen Dancing in the dark
Donkey Kid – Birdhouse
ÄTNA – Come To Me
Regine Dobberschütz – Solo Sunny
Kreis – Doch Ich Wollt' Es Wissen
Nina Hagen – Du hast den Farbfilm vergessen
AnnenMayKantereit – Sieben Jahre
The Rolling Stones – Paint It, Black
The Düsseldorf Düsterboys – Oh, Mama
Balthazar – Bunker
Annie Bloch – Atme
Глава первая. "Nackenstarre garantiert" – "Затекшие шеи гарантированы"
Иногда по утрам я предаюсь размышлениям, а не умер ли кто-нибудь на моей кровати? Кровать досталась мне вместе с другими предметами мебели в арендной квартире старой постройки. Кровать тоже древняя, но ещё крепкая старушка. Прямо как моя бабуля. Поэтому я дал ей шанс, и вот уже два года она не даёт повода в себе усомниться. Кровать. Не бабушка. Меня занимает этот вопрос, потому что я не знаю дальнейшую судьбу постели Феликса, в которой его нашли мёртвым. Сожгли ли ее, или кто-то на окраине Кельна видит в ней добрые сны, где нет места боли и страху? А если я вдруг отдам концы прямо в постели, что с ней будет? «Давайте выбросим ее, и дело с концом – на ней человек умер», – начнёт трещать риэлтор в очках Гарри Поттера. «Нет-нет. Она же не испорчена – сгодится для новых жильцов», – запротестует владелица квартиры, шлепая пухлыми напомаженными губами. И кровать переставят поближе к окну: для уютности.
Дни стоят солнечные, яркие. Эта та самая ранняя весна, когда даже утренний морозец все же обещает робкое мартовское тепло. Я лежу в постели и щурюсь, пытаясь разглядеть на часах возле двери, который час: 9:30 или 10:30. И то, и другое слишком рано для меня. Я могу пролежать так очень долго: мысли затягивают в свою мрачную воронку. Нет, у меня не депрессия. «Период творческого застоя – ничего страшного», – так сказал мой терапевт. Я не слишком-то ему доверяю, но засранец помог мне прийти в себя четыре года назад, когда моя группа ЛенцВернерКох стала известной, как три полоски Адидаса.
Я везде ловил на себе взгляды; меня узнавали в самых неожиданных и нежелательных местах: в отделе мужского белья, в кафе, когда у тебя изо рта торчит половина гамбургера, или в туалете клуба, куда ты пришел с друзьями. Такая популярность, знаете, не всем по душе.
Если бы Феликс был жив, он непременно говорил бы, что «психологи для слюнтяев». Может, это и так. Может, я и есть слюнтяй, раз уже третий раз хожу на длительные сеансы.
Первый раз меня привёл в кабинет школьного психолога отец. Мне было шестнадцать, и я, как бы это странно ни звучало, был на дне.
Во второй раз я посетил психолога уже здесь, в Берлине, в двадцать четыре (отлично продержался, правда?), когда журналы печатали по несколько разворотов с подробностями о том, как я живу и что ем на завтрак (кофе и яблоко – неизменно), а радиостанции без конца транслировали мой голос. «Его голос и внешность – сочетание несочетаемого. Но именно такой коктейль создаёт мощную харизму и лишает шанса оставить его исполнение без внимания». (На фото я на сцене Kosmonaut1 в Хемнице вцепился в микрофон до побелевших костяшек, а позади меня улыбаются Аксель и Гус).
«Винфрид Кох много пишет о своих влюбленностях, превращая личные воспоминания в лирические баллады. Однако ни одна из представительниц прекрасной половины человечества не называет себя его девушкой. Может быть, потому, что это не девушка, а парень?» (Мило правой рукой притягивает меня к себе, а левой едва держит торт в честь моего двадцатипятилетия, утыканный свечами всех цветов радуги).
Но так было раньше и сейчас те времена видятся как шумный фильм в быстрой перемотке. Уже больше года, знаете, я вижу новое дно. Оно гораздо ближе, чем часы у двери, и мне почти не надо щуриться. Я не могу придумать текст, у меня нет никаких новых музыкальных зарисовок – ни-че-го. Когда новых песен не было два-три месяца, никто не задавал вопрос «Что происходит?». Когда же прошло девятнадцать месяцев с момента рождения последней песни, испугался я сам.
После полудня мне предстоит встреча с Рихи, после которой наконец станет ясно, насколько плачевно наше положение Рихи Мюллер – наш менеджер на протяжении девяти (десяти?) лет и мой друг (когда-то эти слова стояли в другом порядке) – последние полгода избегал встреч наедине. Кафе, рестораны, клубы, на худой конец переполненные студенческие кофейни – все лучше, чем сидеть в тишине друг напротив друга и подбирать правильные слова вместо нужных. Последний раз мы виделись в «Луиз Далем»2 три недели назад и решили, что запишем «хоть что-то к середине апреля». Но, очевидно, «рынок диктует свои условия», раз сегодня у нас незапланированная встреча.
Я вспомнил о тех ребятах, на чьё выступление мы ходили в 2011 году в удушливом клубе на окраине Кельна. Их солист Томас (никак не вспомню его фамилию) сколотил группу в том же году, что и мы. Он не гнушался незатейливых текстов на двух аккордах и легко вскочил на гребень волны популярности. Натыкаясь на его лицо в телике между выпусками новостей и прогнозом погоды, я каждый раз думаю, что он со своими ребятами занимает место ЛенцВернерКох. Мое место. Если бы он не выстреливал по песне в месяц, мне бы удалось выдавить из себя что-то сносное. И вот теперь Томас (как там его?) колесит по стране в нашем концертном Фольксвагене, по несколько часов в день болтает с Рихи – нашим Рихи, которого я знаю с тех самых пор, когда во мне обосновались тени и посылает со сцены воздушные поцелуи женщинам, забывшим меня так же легко, как свой истинный возраст.
Я, конечно, не всерьёз так думаю, но отделаться от подобных тошнотворных мыслей не могу.
Наконец я выбрасываю из одеяльного кокона ногу на съедение монстрам – реальности и рутине. Поеживаясь от утренней мартовской свежести, что сочится сквозь щели в старых окнах, тащусь в ванную.
Дом, в котором мы с Бенни снимаем квартиру, выходит на Ландверканаль. Он такой же, как и соседние, ничего примечательного. Разве что я не уверен, что во всех домах в округе такие высокие потолки. Окна в 2,5 метра, зеленый внутренний дворик, много солнца и добропорядочные соседи – вот за что риэлторы неизменно накручивают здесь арендную плату. В доме действительно очень «добропорядочные соседи»: член ХСД
