Он смотрел, как птичка надевает голубое платье и застегивает мелкие пуговки на груди, и выдохнул с горечью. Ему было завидно. Он ненавидел эти чертовые пуговицы и хотел быть ими, стать перламутровой пластинкой и быть пришитым там, возле ее сердца, чтобы постоянно касаться собой нежной, атласной кожи. Не утерпел, стянул с плеча тонкую ткань, обнажая нежную руку и кусочек слегка выпирающей лопатки с маленькой родинкой. Жадно накрыл ее губами, провел по ней языком. Ему вдруг подумалось о том, что, когда они вернутся, он сосчитает все ее родинки и выбьет на груди их количество, чтобы никогда не забыть.
– Ненавижу, когда ты одеваешься… – прошептал и слегка прикусил плечико.
– Мы вернемся, и ты меня разденешь. – проворковала она и улыбнулась. В груди защемило, и он сцапал ее в объятия, как всегда, чувствуя себя огромным медведем рядом с ней.
– Я не знаю, чего хочу больше – раздеть тебя или отыметь прямо в одежде.
– Какая разница? – спросила и сама коснулась губами его губ. – Если ты во мне!
– Никакой.
– Мамииимамимами.
Дверь в спальню открылась, и вошел маленький Лан, Эрдэнэ с младенцем Галем на руках.
– Братик проголодался. Его нужно накормить.
Гал Гэрэл. Так он назвал сына. Ведь малыш родился со светлыми волосами и синими глазами. Только разрез глаз был таким, как у Хана. Огонь и свет. Так звали самого младшего Дугур-Намаева.
Плотоядно смотрел на оголенную грудь и ждал, пока жена покормит сына. Расцелует обоих сыновей в пухлые щеки, и подумал о том, что он нахрен слишком счастлив. Что это настолько больно…настолько страшно быть счастливым, и кажется, он сдохнет от переполняющих его эмоций. Страшно, что счастье – это всегда ненадолго. Страшно, что нельзя это счастье спрятать, повесить на нем замок и никогда не выпускать. Чтоб никто не тронул даже взглядом.
Он пообещал ей, что покажет, как добывает золото. Новая шахта «Ангаахай Алт» открылась сразу после рождения Гала и была подарена ей лично.
– Ты теперь золотая королева, Ангаахай.
– Я всего лишь жена Хана. Зачем мне золото, если у меня есть ты и наши дети?
– Шахта твоя. И все золото, которое она принесет, твое.
– Тогда покажи ее мне…Отвези меня туда и покажи, как там добывают мое золото. Хочу увидеть своими глазами. Покажешь?
И он отвез. Сам лично надевал ей на голову каску с фонариком, застегивал на ней жилет и смеялся, когда она неуклюже залезала в клеть, которую опустят на несколько сотен метров вниз. Смелая девчонка. Вспомнил, как мать Эрдэнэ боялась даже приблизиться к рудникам.
– Я спущусь в самый ад? Ты ведь спустишься вместе со мной? Я буду ждать тебя на самом дне земли!
– Куда-куда, а в ад я тебя одну точно не отправлю. Глазом моргнуть не успеешь, как я последую за тобой.
Засмеялась, махнула ему рукой, и клеть быстро понеслась вниз. А у него в памяти осталось ее счастливое лицо, широко распахнутые глаза и прядка золотых волос, выбившаяся из-под каски.
Это случилось молниеносно. Едва клеть остановилась внизу. Раздался адский треск, содрогнулась земля, и столп пыли поднялся вверх. Шахту завалило…
Его хриплое и разрывающее небо «НЕТ» оглушило сильнее взрыва.
Тело Ангаахай так и не нашли. Его там не осталось. Оно превратилось в порошок и смешалось с землей, золотом и грязью. После удара такой силы ничто живое не сможет выжить. А он не верил…Он пытался достать хотя бы что-то…
Больше недели он ползал там и грыз эту землю зубами, разгребал ее скрюченными пальцами с сорванными ногтями. Плакал и орал, выл, как обезумевшее животное…Домой вернулся почти седым стариком с сорванным голосом и сломанными пальцами.
Он оставил ее там, свою Ангаахай. Оставил свое личное бесценное золото под землей вместе со своим сердцем и со своей душой. Тамерлан умер.
Сны не должны сбываться, они должны оставаться снами, а не становится ужасающей реальностью, способной взорвать мозг и свести с ума
Ульяна Соболева. НЕ люби меня
Я открыла глаза, снова закрыла и опять открыла. Что-то мешает. Тушь для ресниц сделала их невыносимо тяжелыми, и мне ужасно хотелось умыться.
– Красиваяяяя.
Голос названой сестры заставляет отвлечься от созерцания своего отражения.
– Да, думаешь?
– Вижу.
– Не знаю…После аварии мне кажется, что я как-то не так выгляжу. И я совершенно не помню, откуда у меня эта татуировка.
Посмотрела на свою лопатку через зеркало и потрогала кончиками пальцев розу.
– Ну знаешь, Дин, после аварии и не удивительно, что не помнишь. Мы сделали ее за месяц до. И выбирали ее вместе. Тебе же нравятся красные розы.
– Ладно…, – я посмотрела на свою названную сестру и улыбнулась ей. – Красивой сегодня должна быть ты, а не я. День Рождения у тебя.
– Ну мы по-разному красивые. Я – брюнетка, ты – блондинка. Юг и Север. Но наши восточные мужчины слюнями на тебя исходятся.
– И на тебя тоже!
Она засмеялась, и на ее смуглой щеке заиграла ямочка. Раскосые глаза Туяа были довольно большими и красивыми. Так как мы жили не в Монголии, ее называли Аллочкой. В честь Аллы Лугачевой – знаменитой эстрадной певицы.
– Ты уже собралась? Помнишь, куда мы едем?
Выдохнула и отвернулась обратно к зеркалу.
– Ну не надо так сразу дуть губы. Ради меня! Это же сам Хан! Сам Тамерлан Дугур-Намаев! Достать билет на его бой, да еще в первом ряду! Ты чтоооо!
Кто не знает одного из самых богатых людей планеты, чокнутого психа, который несмотря на все свои богатства продолжает выходить на ринг и драться за огромные деньги. Чудовище безжалостное и циничное, жестокое настолько, что каждая клеточка тела содрогается от осознания, что такие звери могут реально жить среди нас. В отличие от Аллы меня этот монстр не восхищал, и смотрела я на него с огромным содроганием.
Страшный, огромный орангутанг, которого с натяжкой можно назвать человеком. Говорят, человеческий облик он утратил, когда погибла его жена. Два года назад. Но я не верю, что и раньше в нем было что-то хорошее…Такими рождаются. Нелюдями.
А скольких убил он сам, над сколькими зверски издевался…Что за фанатичная любовь к садистам. И вдруг перед глазами возникло странное видение…Оно появилось из ниоткуда.
Широкие двойные двери торжественной залы распахнулись, и Епископ замолчал, а гости оглянулись, и я вместе с ними. В торжественную залу вошли странные гости. Их было человек десять. Одетых во все черное. Не русские. Они перекинулись парой слов на непонятном мне языке. Впереди всех вышагивал очень высокий мужчина, широкий в плечах настолько, что закрывал собой стоящих позади него людей. Я бы назвала его огромной черной пантерой, а не человеком. Он двигался, как смертоносное животное, и его лицо с густой бородой казалось высеченным из камня. Все черты крупные, грубые. Резко выделяющиеся надбровные дуги, широченные скулы, выступающие вперед, как и глубоко посаженные раскосые черные глаза выдавали в нем восточные корни. Он осмотрел весь зал, словно отсканировал, и перевел взгляд на нас с Пашей, а потом сел в первом ряду. В руках у него была алая роза. Он крутил ее в цепких пальцах и посматривал то на меня, то на моего жениха. Когда взгляд его жутких глаз останавливался на мне, я слегка вздрагивала. В них не отражалось ничего, кроме глубокого мрака и какого-то кровожадного голода, способного умертвить все живое вокруг.
