Если бы я в тот день отказался ехать на юбилей отца, который решил шумно отметить свой полувековой юбилей, ничего из того, что потом буквально перевернуло жизнь с ног на голову, не случилось бы. Но когда курьер из его компании принес белый конверт, адресованный персонально мне, в котором на шикарной позолоченный открытке рукой родителя было начертано «Приходи, очень буду ждать», а также указаны место и время, я смалодушничал.
Я ведь знал, что идти не стоит – мама точно не пойдет, и сразу по нескольким причинам. Во-первых, отец бросил нас ровно три года назад. Да, я к тому времени уже был взрослый мальчик, выпускник школы, и потому никакой психологической травмы особой у меня не случилось. Но главная причина была другая. Мама не смогла простить своему бывшему мужу, к кому он ушел от нас.
О, это вещь поистине удивительная, и маму она поразила глубоко в сердце. Ведь папаша ушел от неё… к молодой девушке. Да, именно так. К Максимилиане, или просто Максим, – стройной красавице двадцати пяти лет отроду, которая нещадно блудила по просторам даже не одной только нашей страны, она умудрялась оставлять следы своего флирта во многих странах мира, поскольку была невероятно богата – её собственный папаша владеет акциями крупного нефтегазового холдинга.
Любовь раскинула свои сети для моего отца, Кирилла Андреевича, за два года до того, как он сделал нам ручкой, оставив все нажитое непосильным трудом. Пиджак кожаный три штуки, магнитофон импортный четыре, портсигар серебряный – пять… Это я так стебусь над ним до сих пор, поскольку впервые видел, как человек действительно ушел ни с чем. Просто сказал матери, что уходит от нас, потом крепко пожал мне руку и, как был, в пиджаке с небольшим кожаным портфелем, отчалил в свою новую жизнь.
Да, насчет его жизни. Я понятия не имел, что мой отец такой. То есть изменник. Ну, как его ещё назвать? Да неважно. Самое жуткое в том, что когда отец ушел, и мать начала выстраивать между мной и им стену полнейшего отрицания, я сначала поддался, а потом решил, что не буду забывать. Чего ради? Он ведь с ней разошелся, как с женой, я-то остался его сыном. И пусть отец у меня теперь с другой женщиной, папой-то из-за этого быть не перестал.
Я закончил школу, притом довольно хорошо, и даже сдал ЕГЭ на 95 баллов, потом поступил в университет, решив стать дипломатическим работником. Всю жизнь мечтал путешествовать по миру и знакомиться с разными людьми. А потом случилось это приглашение на юбилей.
Конечно, я через родственников и общих знакомых знал, кто пассия моего отца. Та самая мажорка Максим, которая ездит, в отличие от дочерей очень богатых родителей, не на спорткаре за много миллионов рублей, а на байке, в черной кожаной косухе и шлеме. Впрочем, если сложить по стоимости и сам байк, и весь прикид мотоциклистки, то на эти деньги можно купить очень даже неплохой внедорожник.
Об этом мне тоже рассказали, хотя сам я Максим не видел. Вернее, только на фотографиях в социальной сети, где она выкладывает регулярно свои преисполненные пафоса изображения. То на вершине какой-то горы в альпинистском снаряжении. То на гребне волны рассекает на доске. То управляет парусником, и даже есть снимок, где сидит за рулем легкомоторного самолета. А уж про остальные – на пляже, в воде, под водой, на слоне, рядом с поверженным львом и тому подобное – даже могу не рассказывать.
Я смотрел, смотрел, и чем больше разглядывал, тем больше отторжения вызывала во мне эта девушка. Как отец мог с ней связаться? Мажорка, самая натуральная. Наглая, самоуверенная, хамоватая, не признающая авторитетов, с грубоватыми манерами! Человек, привыкший прокладывать себе дорогу жизни, щедро смазывая её купюрами в иностранной валюте прежде всего, а уж потом – рублевыми, потому что они – «зашквар».
Но отец мой, человек солидный и сам далеко не бедный, влюбился в нее, как кот в молоденькую кошку. Или это у него лебединая песня? Помнится, у Федора Тютчева есть стихотворение на эту тему, а в нем такие строчки:
«О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней...
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!»
Максим, черная ангел мажорного рая, никак не вписывалась не только в мою картину мира. У моей мамы, Ангелины Александровны, или просто Лины, как зовут её друзья и близкие, любое упоминание о подруге отца вызывало настоящую истерику. Правда, как человек интеллигентный, все-таки доктор филологических наук, она не устраивала сцен и скандалов. Её истерики проявлялись в том, что мама, услышав о Максим, мгновенно замолкала, вставала и уходила. В любом месте. В любое время. С любым собеседником. Мои бабушка с дедушкой, её родители, тоже не миновали этого. И были сильно удивлены, но потом как-то смирились, перестали упоминать «злую демоницу», как её бабуля назвала однажды.
Три года прошло, и я теперь решил, что ничего страшного не будет со мной, и мама простит, если я схожу на юбилей отца. Все-таки полтинник бывает один раз в жизни (до векового юбилея надо ещё дожить, а когда тебе двадцать, он вообще воспринимается, как нечто космически далекое), да и потом – отец все-таки.
Все эти годы он не прерывал со мной общение. Мы виделись даже иногда. Но я попросил его, чтобы никогда при наших встречах не присутствовала Максим, и папа всегда четко исполнял это пожелание. Даже когда мы с ним летали на выходные в Берлин, на фольклорный фестиваль Октоберфест, то сделали это исключительно вдвоем на принадлежащем его компании самолете.
Теперь же от Максим было не избавиться, поскольку… вторая половина все-таки. Притом уже третий год официально, так сказать, а до этого ещё два… всего пять лет они вместе. До сих пор не понимаю, как солидный бизнесмен может столько времени встречаться с такой, как Максим, которая, кажется, даже после начала отношений с отцом не изменила своего образа жизни. Интересно, она всё так же, как о ней слухи ходят, трахается с кем попало и где захочет?
Для юбилея был арендован большой зал в престижном ресторанном комплексе. Когда я туда зашел, опоздав на двадцать минут (пресловутые пробки сыграли свою роль), мероприятие уже началось. Гости сидели за столиками, уставленными каким-то неимоверным количеством всевозможных блюд и бутылок. Но больше всего меня поразил сам зал: он был очень большой, примерно в тысячу квадратных метров, а ещё там оказался… местами прозрачный пол. В нем были проделаны специальные подсвеченные изнутри каналы, наполненные водой, по которым плавали крупные рыбины. Карпы, кажется. Когда я шел к своему столику, номер которого был указан на пригласительном, то удивленно смотрел не по сторонам, а себе под ноги. Ощущение было, что шагаешь по льду озера.
