1. Глава 1
– А вот хрен вам, твари фашистские! Думаете, возьмите меня за рупь за двадцать?! Черта с два! Не собираюсь вам сдаваться! Ха! Решили, что раз перед вами простой ездовой, то можно меня вот так запросто в плен взять, да и отправить на свою неметчину хребет гнуть? Ни хера у вас не выйдет, господа немцы!
Я стреляю. Расчетливо, неспешно. Нечего на этих зверей патроны тратить. Как там учил старшина Исаев? Смотри, Николай. Не торопись. Нажимай спусковую скобу, а мысленно считай: «Двадцать два, двадцать два». Если чуешь, что прут недуром, прибавляй: «Тридцать три, тридцать три». Но смотри у меня! – и волосатый крупный кулак торчит перед носом, грозясь пустить юшку. – Не вздумай херачить от души своей колхозной! Иначе диск кончится, и всё! Почитай, нет больше бойца Агбаева. Понял?!
– Так точно, товарищ старшина! – ответил я тогда.
Когда это было-то? А, вспомнил. В сталинградской степи. В тот самый день и час, когда мы стояли впереди зенитно-артиллерийского полка, в котором служила Лёля. То есть для меня Лёля, девчушка 19 лет отроду, которая жизни-то и не видела. Для остальных, кто не знаком с ней и уже не познакомится никогда, – Ольга Алексеевна Дандукова, пусть земля ей будет пухом. Но для меня она навсегда останется Лёлей. Пусть и знакомы мы с ней были всего несколько минут. Она – герой, а героев не забывают.
Ну, а теперь мне, похоже, кранты. Я – это Кадыльбек Агбаев, старший сержант, ездовой 248-й стрелковой дивизии Южного фронта. То есть, если считать по-современному, Константин Гранин, офисный работник… только кого это интересует? Снова оказавшись в далеком прошлом, не могу сообразить, что делать теперь. Отстреливаться до последнего патрона или ждать, когда моё путешествие в иную эпоху внезапно прекратится? Так же, как это было несколько раз, пока я был бойцом поискового отряда, работавшего в степях Волгоградской области?
Да к черту всё! Они прут, а мне сидеть и ждать, пока грохнут или в плен возьмут? Буду стрелять, пока диски не кончатся. Потом перейду на трёхлинейку, благо она со мной и заряжена. Есть ещё с десяток осколочных гранат, а это значит, что хрен вам, а не боец Красной Армии! Господи, не почему я опять тут оказался?! Не могу вспомнить. Лёг спать рядом с Оленькой, моей девушкой, моим улыбчивым счастьем. Было это вчера, а теперь утро, и я в каком-то полуобвалившемся блиндаже отражаю немецкую атаку.
Хоть бы понять, в какое время угодил?! Если 1941-й, то мне, скорее всего, придёт конец. В тот годы потери РККА были огромными. Если 1942-й, то хрен редьки не слаще. А если дальше? 1943-й, например? Отгремела Сталинградская битва, может, я на Курскую дугу попал? Но впереди меня нет танков. Значит, какая-то другая наступательная операция. Ох, не смогу вспомнить. Их, операций таких, было слишком много. А я не историю изучал в университете, уж простите.
– Russisch ist allein da! Zerstöre es! – истошно орут фрицы, подползая к моему блиндажу. Вот же твари! Нет, ну правда же очень обидно! Войну Советский Союз всё равно выиграет, неужели этим долдонам не понятно?! Черти! Я, пока тишина, меняю диск в пулемёте. У меня в руках ДП-27, или пулемёт Дегтярёва, изобретённый в 1927 году. Не самая мощная машина. Уж точно не «косторез Гитлера», чтоб ему провалиться. Эх, мне бы теперь миниган! Тот самый, которым спецназовец, – его играл Джесси Вентура в «Хищнике», – крушил девственную сельву. Ох, я бы теперь от немцев кровавую кашу оставил! У него же скорострельность от трёх до шести тысяч выстрелов минуту!
Но чего уж мечтать. Работать надо. Я продолжаю стрелять, и постепенно у немцев запал заканчивается. Не хочется им больше лезть напролом. Потери слишком большие. По крайней мере, шестерых я уложил навсегда, а остальные ранены и лежат, ждут, пока к ним помощь придёт. Что ж, я человек незлобивый. Добивать не стану. Не то, что вы, сволочи фашистские. Ваших медсестёр, ну или кто там пожалует с красным крестом, расстреливать не стану. А вот вы, подонки, наших медработников немало погубили.
Опять Лёля Дандукова приходит на ум. Бедная девочка. 19 лет всего ей было, когда легла в холодную могилу! Сколько детишек могла родить. Своего Артёма, опять же, осчастливить. Но увы. Погибла во время Сталинградской битвы, а её избранный позже, когда участвовал в Курском сражении. Жутко обидно это всё, но ничего не поделаешь. Да и чего я теперь ныть стану? У меня одна задача – отбить немецкую атаку, а потом уж разберусь, в каком периоде Великой Отечественной войны я оказался.
– Коля! – вдруг слышу сзади, словно голос из другого мира.
Оборачиваюсь: мать честная! Вася! Василий Глухарёв! Напарник мой, чтоб ему здоровья побольше и жену непьющую! Улыбаюсь во всю ширину рта, понимая: подмога прибыла, а это значит, что жизнь моя продлилась ещё на некоторое время!
– Васька! Ты как здесь?!
– Товарищ подполковник Балабанов отправил. Пойди, сказал, Василий, глянь, как там наш ездовой на левом фланге. Видать, сильно немчура его припёрла. Надо бы помочь. Ну, я и кинулся. Вот! – Вася аккуратно положил передо мной деревянный ящик с грантами. – Отобьёмся теперь, дядя Коля!
Чудак человек. Уж сколько времени вместе, а он меня всё дядей Колей величает.
– Васька, скажи лучше, мы где вообще? Контузило меня маленько, – поясняю на всякий случай.
– Как это где? – улыбается Василий во весь свой щербатый рот. – Ростовская область! Сегодня 19 сентября 1943 года. – Дядь Коль, ты не пьяный, случаем?
– Балбесина! – смеюсь в ответ. – Когда ты, скажи, последний раз пьяного казаха видел? Нам вера пить не дозволяет!
– Какая вера, дядя Коля?
– Мусульманская, етить твою за ногу!
– Видел я, дядя Коля, как ты посты соблюдаешь! – смеется Васька.
– Много ты понимаешь, пацан! – улыбаюсь я.
Васька хохочет в ответ, но тут же замолкает. Становится не до смеха. Немцы опять начали атаку. Прут, сами не знают, что совсем немного, и их любимый фюрер пустит себе пулю в башку, а потом его тело, как распоследнюю псину, обольют бензином и сожгут. Но это я знаю, а вокруг меня – никто на всей планете. Ладно, черти, будем биться дальше. Я даю ещё несколько очередей, и замолкаю: надвигается какой-то тяжелый гул. Внезапно пространство передо мной взметается вверх мощными взрывами, и мы с Василием падаем на дно окопа, закрывая головы руками.
Ух, как шарахает!
Я сквозь грохот понимаю: это «Катюши». Длится яростная канонада несколько минут, а потом вдруг тишина. Поднимаю голову, прислушиваюсь. Немцы молчат. Боевой запал у них кончился. Рядом Вася встаёт, отряхивается. Улыбается:
– Ух, дядя Коля! Ну и моща!
Улыбаюсь в ответ. «Видел бы ты ракеты с комплексом самонаведения», – думаю, но ничего не отвечаю. Незачем парня пугать.
